Она сидела на диване и судорожно пыталась унять нервную дрожь. Иногда не выдерживала, вскакивала и начинала ходить из угла в угол по всей трехкомнатной квартире, без цели заглядывать зачем-то в шкаф, выдвигать ящики столов, рассеяно смотреть в их глубины. Затем закрывал дверцы и снова, снова наматывала круги по квартире. Устав, садилась на черный диван, рассеяно теребила пальцами его чуть шершавую обивку и думала, думала...

Голова будто гудела, к горлу подкатывала тошнота. Голод давал знать о себе, а уж, если учесть, как давно она не ела... Но кусок не лез в горло ни утром ни вечером, и, хоть она пыталась изо всех сил заставить себя съесть что-нибудь, ничего не получалось. Бесполезно...

Последний раз она так ссорилась с родителями, когда пришло время ей поступать в университет, т.е долгих четыре года назад. Тогда ей пришлось выбирать. Родители упорно стояли на одном единственном варианте — медицинском факультете, школьный физрук агитировал пойти в физкультурный, а подружки прозрачно намекали на то, что неплохо бы попробовать отправиться на продюсерский факультет и параллельно попробовать вывести группу, где они тогда играли, на совершенно иной уровень. Каждая из сторон выдвигала свои аргументы, и, кстати, была абсолютно уверенна, что Лена примет именно ее предложение. И тут, к изумлению всех, Кулемина наплевала на все и подала документы на экономический. И поступила в первую же волну.

Скандал, затеянный дома, она помнит до сих пор. Мать рвала и метала, обвиняла дочь в том, что ей абсолютно наплевать на семейные традиции. Лена терпела, но недолго, скоро девушка высказала родителям все, что накопилось в душе: то, что они ее бросили на попечение больного дедушки, который сам нуждается в поддержке, что теперь они требуют от нее пойти на специальность, которая ей абсолютно чужда... Родители смирились и приняли ее выбор. С трудом, но приняли.

Но ссора неделю назад привела девушку в нешуточный гнев. И вот они уже неделю не общались, и Лена не имела никакого желания не то что бы делать первый шаг, но и просто даже вспоминать о них.

А причина то была банальная — ее муж.

Что подумали Кулемины, когда их тогда девятнадцатилетняя дочь привела знакомить своего жениха к ним, блондинка не знала. На десять лет ее старше, художник. Родственников не имеет. Да и весь его внешний вид...

Ее родители всегда были консерваторами и довольно отрицательно относились к всяческим проявлениям индивидуальности, проявляемой молодежью и выражаемой ими в виде преобразования своего тела. То есть банального разукрашивая, прокалывания, выжигания и, о, ужас, нанесения всяческих татуировок. И что увидела милая мамочка, когда молодой человек снял свое длинное черное пальто?

Разноцветная татуировка, почти по локоть: непонятные символы, черный цвет, переплетенный с ядовито-красным. И дырка в ухе. И как дополнение к предынфарктному состоянию Веры, вызванного таким специфическим видом, выкрашенные в синий цвет волосы.

Честь и хвала маме: она приняла того кавалера, и он вскоре стал ее мужем. Но пилила Ленку постоянно. Не к лицу было приличной студентке экономического вуза якшаться с каким-то разукрашенным художником. Не последнюю роль сыграл тот факт, как откровенно собственническое отношение жениха к Лене.

А Лене то самой было пофиг. Она была влюблена, влюблена по уши, не только в своего будущего мужа, но больше в то, чем он занимался.

Виктор рисовал, и рисует сейчас, конечно, и это точно дело всей его жизни. У него талант, и с этим, пожалуй, никто не спорит. Его манера написания картин, их тема, цвета, применяемые им - все это завораживает, влечет, привлекает не на шутку. Смотря на эти картины, ты словно прибываешь в другом мире, совсем не похожем на на наш...

Она остановилась около одного портрета, висящего на стене в спальне, близ кровати с кованной узорчатой решеткой. Ее порртрета. Она стала его музой, его моделью. Его...

Выбеленная кожа, ввалившиеся глаза, черные круги — она не спала тогда всю ночь. Ее лицо словно расплывается в неуловимой дымке, но все же можно разглядеть темно-темно-красную струйку, стекающую по щеке. Кровь. Виктор сам нарисовал ее на щеке своей женщины багряной краской.

Она отвернулась от портрета. В голову ползли воспоминания о сегодняшнем утре в универе.

Она не собиралась быть экономистом. Но университет все-таки закончить надо было, в этом вопросе ленкино природное упорство почти граничило с настырностью. Она обязательно получит диплом.

Ее научный руководитель разнес в пух и прах всю ее многомесячную работу да и еще наговорил ей таких слов, как "бездарность", "некомпетентность" и "расхлябанность". Уж кто, кто, а она, почти отличница, не пропускающая ни одной пары, это не ожидала услышать..

Мужа все не была, и блондинка все больше нервничала и злилось. Злоба похожа на волны, они накатывают, накрывая нас с головой, а потом уходят, оставляя нас виноватыми...

Щелкнул замок, открылась дверь, и на пороге появился совершенно спокойный мужчина, явившийся после посещения им одной из модных кофеен, где тусовался весь творческий бомонд, начиная от натурщиц и заканчивая художником Зябликовым .

За годы, прожитые с Леной, Степнов изменился. Нет, не вынул серьгу из уха, и не свел тату, но перекрасил и отрастил волосы и сменил стиль одежды на более изящный и элегантный. Сейчас на нем были мягкие темно-коричневые брюки, черная, прилегающая с худому телу рубашка и серый шейный платок — обязательный атрибут свободного художника.

Мужчина, смерив девушку оценивающим взглядом, уселся на диван и произнес своим мелодичным голосом:

- Ну, дорогая, ты не передумала? Право, глупо делать такие выводы... Неужели Владимир так хорош, странно, я всегда думал, что он интересуется только прелестными мальчиками...

- Я от тебя ухожу, и это не обсуждается, - чуть дрожащим голосом, но необычно решительно произнесла она и отдернула короткую графитно-серую футболку, - и этот натурщик тут не причем, у нас ничего не было! Я не настолько пала, чтобы с подобными спать!

Глаза девушки горели недобрым огнем.

- Я не ревную, если ты об этом. Спи с кем хочешь, ты все равно моя и будешь только моей, - лениво произнес он, откидываясь на спинку, - к тому же, ты не сможешь без этой жизни, а, если ты уйдешь, вход тебе сюда будет заказан.

Ее грудь тяжело вздымалась. Она кинула взгляд на картину, повешенную прямо над диваном: ну конечно, это она, в белом полупрозрачном платье с длинными разметавшимися рыжими волосами и выбеленным лицом в компании красивейшего парня с огромными голубыми глазами и длинными кудрями цвета воска, естественно крашенными. Сама она, впрочем, для этой картины надела парик. На этой картине Кулемина со скучающим взглядом держала в руке очень тяжелый серебряный кинжал, а парень распростерся у ее ног и молящие смотрел на нее и хватался за испачканный грязью подол шифонового платья.

- Я тебя ненавижу, - только и выдохнула она и бросилась вон из комнаты.

Он появился на пороге, когда Ленка кидала в большой чемодан одежу: джинсы, футболки со смешными надписями, последнее платье, черное с нежным синеватым отливом, до полу, с глубоким вырезом на спине. Виктор так и не успел написать картину, где бы она была в нем и не напишет...

Слезы подступили внезапно, и она резко вытерла их. Подняла голову — Степнов стоит, прижавшись к косяку и молча, прожигает ее взглядом.

- Ты никуда не уйдешь, - не терпящим возражений тоном произносит он.

- Уйду, я все решила, ты не посмеешь, отпусти меня! - кричит она и отскакивает к стене, хватая первое, что попалась под руку, — тяжелый, выполненный в готическом стиле подсвечник.

- Откуда тебе известно, что я посмею, а что нет? Хотя? Я вижу боишься... Перестань ломать комедию. Ты же моя, моя...

- Нет, - заорала она и замахнулась.

Он подлетел к ней и выхватил подсвечник из рук , откинул от себя. Секунда, и руки, пытающиеся оттолкнуть его, схвачены и он обхватывает брыкающуеся девушку за талию. Она, нисколько не смягчая силу, бьет его, кричит, извивается, но мужчина, никак не реагируя, валит ее на кровать.

Какую-то секунду девушка прибывает вы полной уверенности, что он сейчас начнет срывать с нее одежду, но нет, Степнов выпрямляется, поправеет платок, стирает кровавую полосу, кажется, она ударила его в нос, затем наклоняется, что-то ищет в комоде.

Она, оцепенев, смотрит на него, не пытаясь даже бежать, не смея шевельнуться. Он выпрямляется, и только теперь она понимает, что именно Виктор искал. Наручники. Не те, которое повсеместно продаются в магазинах для взрослых, а самые настоящие, похоже милицейские. Откуда они взялись у Степнова? Смешной вопрос, особенно если вспомнить о том, какие именно картины он пишет...

Наваливается на нее всем телом, хоть Ленка и пытается по-прежнему брыкаться. И вот ее рука надежно прикована к узорчатой решетке кровати. Он легонько наклоняется, смотрит в ее глаза, в которых плещет злость, перемешанная со страхом. Подносит палец к ее губам:

- Шшшш....

И удаляется.

Страх постепенно исчезает, остается только ощущение безумной усталости. Она лежит на кровати, уткнувшись взглядом в темно-белый потолок, и снова думает, думает...

В голове сумбур, блондинка понимает, что погорячились. Она не сможет жить без этого мира, так привлекающего ее, буквально засасывающего в свои недры. Она никогда не была так счастлива в эти два года. Она была в том мире, где для нее нашлось место...

Она замерзает. Стоит поздняя осень, но батареи то еще не включены, в квартире - промозглая сырость, и гуляют леденящие сквозняки. Она лежит и смотрит в потолок. К ней приходит, накатывает своими тяжелыми волнами, обратная сторона злости — раскаяние.

Она засыпает, мучительно чувствуя, как холодеют ноги, руки, все тело...

Просыпается от чужого тепла и запаха, здесь, совсем рядом. Ее рука уже свободна, а он лежит рядом, прижав к себе, обхватив руками талию. Секунду немеет в его объятиях, а потом сама обнимает его. Виктор спит.

Он хороший, пусть и странный. Жаль, она не может чувствовать. Не может чувствовать то, что чувствует к ней он.

Кулемина лежит так с пол часа, затем освобождается от его объятий и поднимается. Накидывает на плечи халат и идет в другую комнату. На секунду бросает взгляд на картину, где она держит кинжал, а Владимир распластался у ее ног, затем садится на диван. В голове , может быть от холода, становится все предельно ясно и понятно. Она должна это сделать, должна. Находит телефон, набирает знакомые 11 цифр. Из другой комнаты слышен какой-то шум, но Лена не обращает на него внимания. Со вздохом собирается с силами, произносит:

- Привет мама, это я...

Все становится как прежде... Отношения. Краски. Холст.

Она сама.
Конец.

тебе спасибо
да, согласна, если меня чуть-чуть можно отнести к людям творческим(наивнаяяяя) то у меня этих заморочек вагон)
да ладно тебе, конечно додумалась бы)