Мне тебе не объяснить, что значит боль
Быть не твоей рядом с тобой...
(А. Пингина, Клевер).
Время идет, не ожидая, не останавливаясь, идет вперед, оставляя позади все, что было раньше.(Кыса).
Прошел месяц.
И солнце стояло в зените...
Она быстро поднималась по скользким ступенькам моста, раскинувшегося над железнодорожными путями. Ветер здесь чувствовался сильнее, чем на земле: поминутно он налетела леденящим вихрем, трепал распущенные волосы, бросал их в лицо, замораживал незащищенную кожу. В голове пустота, только желание быстрее дойти до цели, туда, где тепло, туда, где нет этого проклятого февральского ветра.
Солнце светит прямо в глаза, она прикрывает их рукой, все так же быстро идет по ступенькам, затем по вычищенной асфальтовой дорожке моста. Перед глазами далекая железная дорога, ведущая, может быть, она точно не знает, к какому-нибудь южному городку, такому далекому и такому желанному сейчас... Остановилась на секунду, подошла к перилам. Мост раскинулся далеко-далеко над землей, теперь она в возвышении и прекрасно может видеть часть города, будто спящего сейчас.
Вот труба закутанного дымом завода. Вот несколько высоток-новостроек, издали кажущихся лазурно-голубыми, но вблизи производящих самое унылое впечатление. Вдалеке - узкая лента реки, сейчас матово-серая, с легким синеватым отливом. Вдыхает морозный, раздражающий ноздри воздух и идет, идет дальше мимо спешащих куда-то прохожих...
Спускается. Отсюда осталось недалеко, каких-то двести-триста метров сначала по парку, а потом еще пятьдесят по старому, отдаленному от центра району. Она редко бывала здесь прежде, но сейчас приходила уже не в первый раз...
Идет мимо полуразрушенной хибары, с выбитыми окнами, мимо магазина, с тускло поблескивающей вывеской. Сердце невольно екает, но она уже привычно не обращает на это внимания; сапоги увязают в снегу, Кулемина нетерпеливо отряхивает поблескивающую в свете солнца белоснежную пыль и идет дальше. И вот стоящий в туманной дымке — самый обычный городской парк.
Припорошенные снегом деревья, одинокая заледеневшая скамейка. Маленькая птичка, сидящая на дороге. Далекий, щемящий шум незамерзающей бурной реки...
И снова пустота, нет даже не пустота, а обычная определенность. Она все для себя решила, все обдумала помногу раз и не видела смысл хоть что-то изменять. Решила отдаться течению. Так утопающий, оказавшийся в бурном потоке, понимающий, что ему не выбраться, не вырваться из тяжелых, влекущих его вод, поддается его силе. Так и она подчинилась...
Дальше, идет дальше. Совсем замерзли пальцы, но она все же останавливается, копается в сумке, достает оттуда серебристую трубку. Выключает телефон, убирает , поправляет волосы. И быстро удаляется из старого пустынного парка. Вперед.
И вот показываются первые дома — обычные хибарки, построенные в середине прошлого века, с двумя поездами и темными отсыревшими стенами. Не останавливается. Ей цель находится дальше...
Обычные люди, с усталыми, замерзшими лицами. Обычная, плохо почищенная дорога под ногами. Обычный день.
Вот он, старый дом, тот, что является ее целью. Плохо гнувшимися пальцами набирает код, входит в темную глушь поезда. Останавливается лишь на пару секунд. Глубокий вдох, наполняющий легкие кислородом... От него не легче.
Обшарпанные стены в тусклом свете окна.
И вот уже дверь. Нажимает на звонок.
И она отворяется. На пороге он, Степнов, снова улыбается уже такой привычной, чуть кривоватой улыбкой. Лениво окидывает его взглядом: обычная белая рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, рукава закатанные до локтя. Зачесанные волосы. Шаг вперед, и она уже касается его губ...
Тот самый древесный запах окутывает ее с головы до ног. Она задыхается. Отступает на шаг, растягивает губы в приветственной улыбке.
- Задержалась немного...
- Ничего, Кулемина, я привык к твоим опозданиям. Чай будешь?
- Нет. Я не хочу.
Слегка пожимает плечами, отходит к двери, облокачивается на косяк. Глаза, пронзительные голубые, с легкой усмешкой смотрят на нее, пока она раздеваются.
Они говорят необычно мало, вот и сейчас Степнов почти пугающе молчит, только смотрит, будто оценивая. Силой воли навесив на губы очередную обворожительную улыбку, Лена поправляет свою нежную шифоновую кофточку, расчесывает пальцами волосы, слегка играя на публику, пусть и публику сост являет только он...
- Неужто для меня так нарядилась?
- Нет, конечно, - будто небрежно произносит Кулемина, - просто нужно съездить после в одно место, не хотелось бы произвести неприятное впечатление.
Он кивает будто бы поверив, а может действительно не заметив нотки неуверенности в ее словах.
Идет к нему. Под ногами мягкий ковер съемной квартиры, расшитый багряными узорами. Обвивает его шею руками, он же придерживает ее за талию. Целует его. Легкое ощущение блаженства, смешанное с легким, теперь уже легким стыдом, затем же - полная безмятежность. Его руки скользят по ее телу, все ниже и ниже...
Чьи-то ледяные руки сжимают сердце. Минутный промельк здравый мысли: " я для него всего лишь минутное развлечение, развлечение» и все летит в тартарары. Как тогда месяц назад, когда она, не выдержав, набрала цифры, вызубренные ей теперь наизусть...
Степнов отрывается от нее, вдыхает запах ее кожи, ее духов, терпких, отдающий лимоном. Тянет ее в комнату. В голове его какие-то странные мысли, он на секунду вспоминает, что не доделал отчет...
«...Кулемина сама позвонила... Какие же мягкие у нее губы.. Маша приезжает завтра... Встретить, не забыть встретить... Противно ноет в висках, нужно завязывать пить вискарь с Игорем... какие же шелковистые у нее волосы... надо же, прижалась к нему, будто ищя утешения... Жених, наверное, не удовлетворяет, впрочем, это даже на руку... противно чешется за ухом... какая-то тварь поцарапала его новую машинку, так и не выяснил кто... «
Она снова касается его губ. Пальцы уже скользят по его рубашке, ищя на ней пуговицы. Его пальцы в ее волосах. Больно... Больно...
…Лена Кулемина сидела на кровати в комнате с задернутыми шторами и, молча, почти не двигаясь смотрела в лицо безмятежно спящего человека.
Ей уже давно пора, но она не может заставить себя уйти. Новый год. Казалась, прошла сотня лет с него. В том что случилось никто не виноват, кроме ее самой, ее самой. Она давно простила его за все. Но себя - никогда. Они встречаются уже месяц. Сначала было стыдно. Теперь же - все равно.
Она проводит рукой по его волосам, причиняя себе странную, нестерпимую боль и находя в ней особое, извращенное удовольствие.
Так близко и так далеко.
Минуту смотрит на его лица, затем поднимается. Клочок бумаги на тумбочке - вот что Кулемина оставляет. На нем всего несколько слов, выведенных аккуратным чуть угловатым почерком:
«Ушла, секс был прекрасен. Позвоню завтра, надеюсь, скоро увидимся.
Л.»
Идет в прихожу, медленно одевается. Поправляет сбившийся капюшон, застегивает молнию на сумке. Выходит на площадку. Спускается по лестнице.
Холодно, безумно холодно здесь...
Достает телефон, включает его. Секунду смотрит на дисплей — на нем же три пропущенных вызова от Влада. Своему жениху она позвонит позже, как только перейдет мост, раскинувшийся над железнодорожными путями.
Они должны сегодня встретится, уже через час, а она опаздывает.
Собирается с силами, идет, идет, отставляя позади этой дом, этот кусочек своей тайной жизни. Оставляя для того, чтобы через неделю снова вернутся к ней. Вернутся к нему...
На улице светило яркое февральское солнце...
Конец.
Отредактировано Strega (22.02.2013 19:40:47)