Она шла на лыжах по лесу.
Вокруг — тишина, только легкий ветер подхватывает снег с мерзлой земли и кружит его кружит, пока ему это не надоест. Тогда он снова опустится к земле, подхватит очередную горсть мягкого белоснежного снежка, поблескивающего в лучах холодного солнца, и снова взлетит и продолжит свой диковинный танец...
Руки крепко сжимали лыжные палки, а лыжи будто сами шли по накатанной колее. Теплая куртка спасла от холода, слегка пощипывающего нежные щеки, а ноги совершено не мерзли в крепких кожаных ботинках. Она шла вперед, только вперед.
Вокруг — красота. Белое на черном — это снег осевший на деревьях, словно укутавшего их волшебным покрывалом. И небо, бесконечное, бескрайнее, такое голубое, с бежавшими по нему облачками, словно сотканными из мягкой ваты...
А кое-где желто-багряные блики, это те листья, что не успели облететь. Диковинное это зрелище — снег и листья, слившиеся в одну картину, так и просящиеся на картину художника....
Издали слышен легкий шум, это автострада, раскинувшеяся близ этого леса, по которому сейчас она шла. Она не уйдет далеко от нее, только чуть проедет в глубь, к лесной чаще, где так хорошо, так спокойно. Но до нее еще далеко.
Идет. Легко, не задерживаясь ни на секунду, не забывая впрочем наслаждаться окружающей ее природой во всей ее почти первобытной незабываемой красоте и великолепии.
Здесь часто ходят лыжники, поэтому трасса прекрасная, ухоженная, наезженная, она мелькает средь высоченных таежных деревьев. Однако сегодня, в самый разгар рабочей недели, здесь никого нет, никого, кто мешал бы подумать сосредоточиться, забыться.
Уйти от всех проблем.
Но она уже устала. Давно уже идет средь вековых деревьев и все сильнее чувствует, как перехватывает дыхание, как начинает едва ощутимо ныть бок. По лбу блестящими солоноватыми на вкус каплями стекает пот. Не останавливается, идет дальше, дальше...
Ветер, словно играя, бросает ей в лицо колючие снежные капли; она оттирает их левой рукой, на минуту оставшись. Запрокидывает голову, смотрит...
Безмятежность. Там, вверху, далекая и недоступная безмятежность.
Больно колет в груди. Срывается с места, бредет дальше. Лыжи все так же легко скользят по накатанной колее.
Спотыкается. Не удерживает равновесия. И падает в снег.
А сил хватает только на то, чтобы перевернуться на спину, сесть и отцепить лыжи от креплений.
Падает обратно в сугроб, не в силах подняться. Отдохнуть, только минутку, только минутку...
Лежит, без сил вглядываясь в далекое-далекое небо.
И только слезы скатываются по ее впалым щекам.
Не слышно ничего, ни ветра, кружащего здесь, совсем рядом, ни близкой автострады, ни шелеста ветвей на деревьях. Ничего. Ни-че-го.
А в небе, сине-голубом, покрытом ватными белыми облачками летит птица. Мелькнула на ее головой, и сразу улетела. Навсегда.
Век бы лежать здесь, на мягком мерзлом покрывале, не слышать ничего, не видеть, не чувствовать.
И она закрыла глаза.
А перед мысленным взором такое знакомое лицо. Такое близкое и вместе с тем далекое. Миндалевидные глазки, маленький носик-пуговкой, улыбающийся ротик. Даже шрамик на левой бровью. А она думала, что стала забывать личико своей девочки. Но нет, вот оно стоит перед глазами.
Слезы уже высохли, и нет смысла вытирать их.
Но вот он, шорох, словно совсем близко.
- Вам плохо?
Чуть хрипловатый мужской голос не возвращает ее к жизни, но выдергивает из оцепенения. Открывает глаза.
Склонившись пред ней стоит молодой человек в темно-синей шапочке, с белой надписью. Лицо чуть нахмуренное, обеспокоенное. Протягивает руку, словно желая коснуться ее щеки.
- Нет, прекрасно себя чувствую. Просто вот упала, а вставать не захотелось.
Чуть улыбнулся, стряхнул с плеча снег. Она отчетливо услышала в его голосе нотку сдерживаемого веселья:
- Понимаю . На такое небо можно смотреть бесконечно. Но лежать в сугробе все-таки немного холодно, я думаю. Вставайте, а то точно простудитесь.
Ей было в общем то все равно, простудится оно или нет, но продолжать лежать было просто глупым.
Взяла протянутую уроку. Необычно теплые у него пальцы, ее же давно одеревенели от холода. Поднялась, отряхнулась. Незнакомец отступил на пару шагов, взглянул на небо. На его губах продолжала играть легкая улыбка, необычно красящая его.
Наклонилась, надела лыжи, проверила тугие крепления. Незаметно постаралась стряхнуть горькую слезу. Растянула губы в благодарной улыбке. И только потом выпрямилась. Незнакомец подал ей ее палки, которые почему отлетели к другой стороне колеи.
- Спасибо.
- Давно уже катаетесь?
Неопределенно пожала плечами, стряхнула снег с шапки. Чисто из вежливости задала ответный вопрос:
- А вы?
Мужчина, которому на вид Лена дала бы не больше двадцати пяти, ответил:
- Не больше часа. Сразу после работы отправился, в выходные вместе с друзьями не получилось; вот, наверстываю упущенное, первому снегу радуюсь.
Рассеянно кивнула, не зная, что сказать. И краем глаза заметила.... Показалась?
Но нет, черная точка двигалась.
В метрах двадцати от них по снегу бежал белоснежный с черными кончиками ушек заяц.
Схватила мужчину аз рукав черной куртки, развернула в сторону убивающего ушастого:
- Смотрите, смотрите, смотрите туда, вон у той высоченной ели! Видите?
Уже через секунду тишину декабрьского леса нарушил их легкий смех.
- Долго уже по эти местам катаюсь, но ни разу зайцев здесь не видел. Да и этого не успел рассмотреть поближе. Вам зато повезло.
Улыбнулась. Стряхнула остатки снега, с волос.
- Лена.
И протянула руку. Он пожал ее легко, почти не сжимая ее хрупкий заледеневших пальцев.
- Виктор.
- Спасибо, что вытащили меня из сугроба. Так и осталась бы там лежать, наверное.
Он ответил добродушно, еще крепче обхватывая палки:
- Да ну, рано или поздно вам надоело бы там сидеть. Холодно мокро и неудобно.
Так и есть. Уже давно надоело, и не только сидеть в сугробе. Надоело терпеть... Но. уже недолго осталось
Снова улыбнулась. Виктор. Он красивый. Глаза темно-синие, с легкими серебристыми крапинками. И добрый сразу видно.
Но, пожалуй, ей уже пора. Давно пора.
Поправила шапочку, попрощалась.
- До свиданья. Может и встретимся здесь.
- Может... Удачи вам, Лена. Во всем.
Удача ей не помешает.
Она шла легко, скользя по накатанной колее. Вокруг - многовековые ели и сосны, покрытые первым снегом. В душе же умиротворенность и беспокойстве.
Она должна была в последний раз увидеть этот лес.
Скоро все пройдет, и она станет свободна. Свободна от боли. Свободна от всего.
***

Маленький глянцевый клочок бумаги. Мать и дочь, такие похожие. Вместе. Улыбаются. Счастливые. Навсегда.
Красивая эта фотография. И лишь одно портит ее - черная лента в левом верхнем углу.