А на дворе была ночь. В октябре темнеет рано, поэтому за окном простиралась непроглядная тьма. Только слабый свет неполной луны слегка освещал покрытую первым снегом землю. Сквозь не зашторенное окно было прекрасно видно, как сильный ветер качает деревья, сметает с асфальта хлипкую грязь, поднимает ее, и носит, кружит, словно в диковинном танце. Желтовато-багряные листья уже слетели с веток и мягким, слегка подгнившим ковром лежали под окнами, не убранные вовремя некстати запившим дворником. Сквозь незакрытую форточку в квартиру валил осенний холод.
Громко, невыносимо громко тикали часы на стене. Свет на кухне потушен, он горит лишь в коридоре, примыкающем к ней. Они сидят за столом, не смотря на друг друга....
Он высокий, темноволосый, но какой-то болезненно худой, с бледной будто просвечивающей кожей. Она светловолосая, зеленоглазая, красивая, но усталая, безумно усталая; это видно по ее потухшим глазам, по скорбно согнутой спине, по волосам, словно утратившим свой чудесный блеск...
Тишину кухни нарушает лишь назойливое тиканье, да редкие капли из незакрытого крана, с гулким шумом ударяющиеся о стальное дно раковины. И холодно, безумно холодно, им обоим, хоть она  и сидит в теплом, длинном пальто, правда не застегнутом. Он же — лишь в темной рубашке и потертых грязных джинсах. Но никто не встает, чтобы закрыть скрипящую форточку,  никто не отправляется спать в теплую постель. Просто сидят, не смотря на друг друга. Просто сидят...
Что она чувствует? Сейчас только безумную усталость, но уже не злобу, не отчаянье, не желание продолжать бороться. Ничего. Только усталость. И больше ничего.....
Ужасно провыл ветер за окном. Она не шевельнулась, не подняла головы. Все та же статуя, замершая в вековом молчании. Прекрасная. Печальная...
А часы пробили полночь. Всего лишь полночь... Он поднял голову, вгляделся в ее опущенное лицо, тяжело вздохнул. Встал, налил воды прямо из-под крана, жадно выпил, поставил чашку. Она вздрогнула, будто очнулась, с укором посмотрела на него. Но опять ничего не казала...Ничего.
Безмолвно опустился на стул, не выдержав, чуть взлохматил ставшие длинноватыми волосы. Взглянул на нее, стремясь увидеть свою родную Ленку. Ленку, которая поила его куриным бульоном, когда он заболел, ту Ленку, которую целовал тогда, в парке одним теплым весенним днем, ту, с которой, смеясь, по локоть мокрый, он отмывал найденного в подъезде котенка, которого потом они отдали Петру Никаноровичу. Но не увидел. Она сидела перед ним, ничуть не изменившаяся внешне, но все же другая, незнакомая. Что-то сломалось в ней... Навсегда.
Снова не выдержав, потянулся к девушке. Прикоснуться.  На секунду почувствовать тепло ее кожи, всего на секунду. Она не дала ему и этого. Отшатнулась, будто от прокаженного. Подняла голову. Виктор видел слезы в ее глазах. Помотала головой. Взлохматила короткую челку. И вскочила, бросилась к двери, на ходу набрасывая на плечи длинный белый шарф, которой до этого держала в руках. Она хотела уйти, убежать, чтобы больше никогда не видеть этих просящих глаза.
Он бросился за ней. Она уже поворачивала дверную ручку, когда ее плечи накрыли его руки. Замерла, рука безжизненно соскользнула с гладкой ручки. Опустила голому, чуть вздохнула. Его руки скользнули чуть ниже, на талию; он обхватил ее еще сильнее, притянул к себе еще ближе... Наклонил голову, коснулся пересохшими губами ее волос. Она медленно, словно сомневаясь, положила свою чуть влажную ладонь поверх его сцепленных на ее талии пальцев.
Они посреди слабо освещенного коридора, а за окном выл безжалостный осенний ветер. На стене громко, невыносимо громко тикали часы.
Она прерывисто вздохнула, высвободилась  из его объятий, повернулась, взглянула в его горящие глаза. Привалилась к двери. Он поднял руку, оперся о дверь.
И снова этот взгляд. Осуждающий...
Не выдержав наклонился, коснулся ее губ. Она, обхватив его голову руками, притянула к себе еще ближе, сама впилась в губы, но лишь на мгновенье. С силой оттолкнула от себя, дернула ручку, бросилась на лестницу. Он успел ее поймать, схватить за руку. Ну тут же сам выпустил...Она оглянулась, но лишь на секунду. Пробормотала еле слышно:
- Прости , но я не могу.
И медленно стала спускаться по лестнице.
Когда хлопнула дверь поезда, он наконец-таки вошел в квартиру. Вытащил из ящика комода измятый листок бумаги с надписью и номером телефона, бросил его на стол.  Сам сел на стул, задрал рукава черной рубашки и долго смотрел на бледные худые руки с характерными синяками около вен. Затем обхватил голову руками.
Осталось только дождаться рассвета, нарколог работает с десяти. С десяти...
Громко, невыносимо громко тикали часы на стене. А на дворе была ночь.

Отредактировано Strega (05.08.2012 16:42:50)

ой, Маруся, а я фик-то уже закончила)))))))ну не знаю, может и наваляю что-нибудь, но не обещаю... спасибо большое за то, что прочитала

просто в то время, когда писала фик, я пребывала в таком плохом настроении , ну это и вылилось в такой фик))0продолжение...  в любом случае такие истории редко заканчиваются чем-то хорошим...в любом случае даже если Ленка вернется к Виктору, и он завяжет с наркотой , детей у них точно не будет))))

либо совсем опускаются)но и даже если ты завязал, здоровье уже подорвано))
спасибо, Маш)больше не буду)))))если только в припадке вдохновения