13.
Проснулась я от того же чувства. Плохо… Так плохо, что хочется умереть. Голова раскалывается, тошнит и всё вертится перед глазами. Едва добежала до туалета. Уже по дороге сориентировалась и поняла, что я не дома. Села на полу прямо там, в туалете, не в силах добраться снова до кровати. Через полчаса голова немного престала кружиться и тошнота отступила, я смогла подняться на ноги, но едва сделала шаг к двери, как она открылась и я практически натолкнулась на Степнова.
– Ну что? – спросил тихо. – Очень плохо?
Я пошатнулась и едва не упала, но он осторожно поддержал меня за талию. Покачала головой.
– Да чтобы я еще когда-нибудь хоть каплю… Даже в рот не возьму, – проговорила.
– Ладно, ладно. Верю. Давай, отведу тебя обратно в постель.
Я лишь согласно кивнула. Ноги вообще не держали, а голова будто в тумане.
– Почему я здесь? – спросила, когда Виктор уложил меня на диван в гостиной и укрыл. – Мои родители сегодня дома… Нужно было меня домой отвезти.
– Ты сама соображаешь, что говоришь? Вот они обрадовались бы, увидев тебя в таком состоянии. Машка им позвонила и сказала, что ты в ванной, а останешься ночевать у нее. Ты же отрубилась. Я вообще ума не приложу, с чего ты решила лить в себя всякую дрянь. Острых ощущений захотелось? Еще и… – Он нахмурился, и я тут же поняла, о чем он говорит. Хоть и смутно, но помнила, что кто-то меня лапал и целовал, если это так можно было назвать.
Я отвернулась.
– Не хотелось мне ничего… – вздохнула.
– Чего ты тогда там устроила? И что ты выговаривала? Я ни слова не понял. Может, объяснишь?
– Да нечего объяснять. Я дура маленькая.
– О! И с чего такие выводы? Хотя, там, в клубе я бы с тобой согласился.
Я из-под челки посмотрела на него.
– Ты где сегодня был?
– Что? Это важно?
– Да… – прошептала.
– Я встречался с друзьями.
– С женщиной? – закусила губу.
Он выгнул бровь и слегка улыбнулся.
– Да. И с мужчиной тоже. У них сегодня была годовщина свадьбы. Это мои однокурсники. Мы давно не виделись.
Я широко раскрыла глаза и уже готова была расплыться в улыбке на всё лицо. Всего-то…
– Правда? – выдохнула.
Он осторожно взял мое лицо в ладони и с интересом заглянул в него.
– Господи! Лен, ты что, ревнуешь? Как ребенок, честное слово.
Прижал меня к груди, целуя волосы.
– Нет, не ревную, – надула губки. И кого я обмануть хочу? Будто по мне не видно!
– Откуда в твоей голове такие мысли? – проговорил ласково, пряча нос в моих волосах.
– Маша сказала, что ты ушел на свидание…
– Ну с чего она такое взяла? Глупости. И ты из-за этого этот цирк устроила?
Я промолчала, чувствуя, как начинаю гореть при воспоминании о своем глупом поведении.
– Это я должен был ревновать сегодня, видя такие занятные картины на танцполе, – сказал хрипло и чуть громче.
Я подняла голову, ощутила на своих губах его дыхание. Хорошо, что мы сидим в темноте, иначе он бы увидел, как я покраснела. Точно дура…
– А ты ревновал? – шепнула.
Он хмыкнул.
– Нет. Мне всего лишь захотелось сначала прибить того сопляка, который посмел прикоснуться к тебе своими ручонками, а потом скрутить тебя и хорошенько отшлепать по твоей непослушной попе. А еще лучше – отхлестать ремнем.
– И кто из нас ребенок? – хохотнула я.
– Ты… – ответил мягко. – И я бы тебя отшлепал, если бы ты сама себя не наказала алкоголем.
Нежно провел губами по моим губам, и я тут же открыла их навстречу. Ласково и терпко… Негромко вздохнула, углубляясь в сладкую негу. Почувствовала, как сильные руки тесно прижали меня к обнаженному торсу. Что же он делает со мной… Каждый раз, будто впервые. Провела пальчиками вдоль позвоночника, тут же почувствовала, как он напрягся и еще сильнее впился в мои губы.
– Лена… – практически простонал, отстраняясь. – Хватит… Я и так уже не усну до утра.
– Прости… – откинулась на подушку и укрылась до подбородка. Сама не усну…
– Спи, горе-алкоголик, – слегка потрепал меня по щеке. – А то сейчас Машу разбудим. А это не подходящий момент, чтобы что-то ей объяснять.
– Угу…
Я закрыла глаза, но еще долго просто лежала, ощущая на губах терпкий поцелуй, пытаясь успокоить учащенное сердцебиение и отвлечься от тянущего ощущения жара в животе. Какая я глупая. Он же мой, только мой. Как я могла в этом сомневаться? Больше всего сейчас хотелось, чтобы он был рядом и обнимал меня. Но нельзя… И будет ли можно, неизвестно…

14.
Утро встретило меня ужасной головной болью, пасмурным дождем за окном и приятным запахом кофе из кухни. А при воспоминаниях о вчерашней ночи и наших поцелуях украдкой меня проняло сладостной дрожью. Я пропала окончательно – это видно невооруженным взглядом.
– Доброе утро! – в дверях засияло золотоволосое солнце с чашкой крепкого напитка в руках.
– Доброе утро, Машуль… – слабо ответила я.
– Как ты себя чувствуешь? – протянула мне кофе, я благодарно кивнула.
Отхлебнула немного. Горько. Зато бодрит.
– Не очень хорошо, – я слегка улыбнулась.
Маша присела на краешек дивана и откинула волосы с моего лица.
– Лен, а что это с тобой вчера было? Ты будто с цепи сорвалась.
Я устремила взгляд в чашку.
– Я и сорвалась, – прошептала. – Просто настроение такое было…
– Ты так себя вела, словно хотела кому-то что-то доказать.
Я попыталась натянуто улыбнуться.
– Да нет, тебе показалось. Просто я хотела ощутить что-то новое и немного перестаралась. Даже почти не помню, как сюда попала.
Она засмеялась.
– Ну да! Папа тебя чуть ли не силой усадил в машину, а ты что-то ругалась. Я, правда, ни слова не поняла. Я и позвонила ему, потому что ты слишком развеселилась, а он почему-то так разволновался, сразу же примчал в клуб. Я даже сказала ему, что он, наверное, любит тебя больше родной дочери, ведь так переживает.
Я подавилась кофе и никак не могла откашляться. Из глаз полились слезы. Господи! Ну нельзя же такое говорить! Но в душе разлилось щемящее тепло. Он волновался за меня, переживал, ревновал…
– Скорее всего, он переживал за тебя, – сказала ей, кое-как откашлявшись. – Боялся, что если не поспешит, то ты тоже насвинячишься.
– Ха-х! Возможно. Как тебе спалось?
Я насторожено посмотрела на нее. Неужели что-то слышала? Да нет… Машка не умеет притворяться.
– Я вставала ночью. Было очень плохо. Ты не слышала?
Маша пожала плечами.
– Да нет. Я сплю, как младенец. Ничего вообще не слышу.
Я незаметно выдохнула и улыбнулась в чашку с напитком. Хорошо ей… А я вот теперь вообще почти не сплю. Последний раз у меня был крепкий счастливый сон в его объятиях, уткнувшись в его плечо. Казалось, что это было очень давно…

Я пропустила первую пару, да и на остальных сидела как вне себя. Голова еще немного болела. Но больше всего меня отвлекало ноющее ощущение в животе и воспоминания о руках и губах моего мужчины. Не могу больше без него… Не могу…
Он будто прочитал мои мысли на расстоянии. Телефон завибрировал, сообщая о входящей эсэмеске. Глаза загорелись, и я чуть не вскрикнула от радости. «Буду ждать после пар возле института», – гласило сообщение. Я была готова целовать свой телефон. Еще каких-то полчаса и всё мои желания осуществятся. Я смогу побыть наедине с Виктором.
Едва дождалась конца занятий, на ходу побросав в сумку тетрадки и натянув куртку, выбежала на улицу. Расстояние до автомобиля казалось невозможно долгим. Но все мои мучения тут же вознаградились, как только я оказалась в салоне. Я сразу же попала в плен сильных рук и горячих губ. Целовал лицо, шею, крепко впивался в губы, до боли. Прикусывал и зацеловывал несуществующие ранки. Вырывал с моего горла хриплые стоны. Весь жар поднимался с низа живота и расходился по всему телу, заставляя трепетать и корчиться в нетерпении.
– Как же я… соскучилась… – шептала, хватая ртом воздух. Цеплялась пальцами за его плечи, пытаясь притянуть еще ближе, хотя и так уже было невозможно тесно.
– Я тоже… так истосковался… – хриплый голос. – Не представлял даже… что со мной может такое… происходить… Девочка моя…
Оторвавшись от его губ, я уткнулась ему в шею.
– Нет сил… Может, отъедем от института? На нас уже начинают с интересом смотреть в окна, – сказала смущенно.
– Конечно же… Ты затмила мой рассудок вообще, – ласково поцеловал меня в лоб, включая зажигание.
Я молча следила за дорогой, хотя не смогла бы ответить, какие улицы мы проехали. При присутствии Виктора я вообще не могла мыслить здраво.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Не знаю. Просто едем пока, – ответил Виктор.
Я улыбнулась.
– И долго мы будем просто ехать?
– Уже приехали.
Я выгнула брови.
– Отель?
Он насторожено посмотрел мне в лицо и провел ладонью по щеке.
– Тебя это оскорбляет?
Я сощурилась и покачала головой.
– Нет… С тобой я согласна и на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял.
– Что?
– Ничего. Вспомнилось просто кое-что.
Обняла его за шею и прижалась к губам, подтверждая свои слова, что согласна на всё, лишь бы с ним. До номера мы добрались, целуясь и не отрываясь друг от друга ни на минуту.
Я потеряла свою одежду еще возле двери, ощущая кожей горящее тело Виктора. Твердые руки, исследующие каждый изгиб, каждую впадинку моего тела. Влажные губы, оставляющие на мне невидимые следы, которые опаляли. Я беспорядочно покрывала его лицо и шею поцелуями, сходя с ума от каждого жгучего прикосновения. Он издал негромкий рык, тесно прижимая меня к себе. Я протяжно простонала бессвязные слова, просьбы, желания. Плавно опустился на кровать, позволяя мне стать главной в этой сумасшедшей игре. Вскрик удовлетворения, ощутив силу его желания внутри. Сходить с ума, видеть его искаженное страстью лицо, застланные пеленой глаза, ощущать его напряжение, достигшее предела… Всё это доставляло в миллион раз больше удовольствия, чем накатывающее раз за разом электрические разряды, чем поднимающаяся внутри волна болезненно-сладкого спазма…
– Не могу без тебя… – прохрипела, проводя ладошкой по вспотевшей мускулистой груди, обнимая его всем телом.
– Девочка моя, – был мне ответ. – Ты даже не представляешь, насколько это взаимно.
Я шумно втянула воздух и потерлась щекой о его плечо. Господи, сделай так, чтобы этому никогда не наступил конец. Никогда…

15.
Наверное, какой-то ангел услышал меня тогда в отеле, потому что вроде бы всё было спокойно. Мы с Виктором встречались по возможности. Скрывались от мира, наслаждались только друг другом. И всё бы хорошо, если б не жуткое чувство вины, просыпавшееся, когда появлялась Машка. И прекратить общаться я с ней не могла, и постоянно обманывать и притворяться стало несносно. Несколько раз порывалась высказать всю правду – и пусть будет, как будет. Но в последний момент останавливалась. Ну как я ей скажу? Я стану ее первым врагом. Я видела, что и Виктор мучается от этого, что ему иногда очень сложно смотреть на нас с Машей вместе. Он сразу начинал сравнивать и сам себе не мог объяснить, как так вышло, что подруга его дочери стала его… женщиной. Я читала это в его глазах и в такие моменты не знала, куда спрятать взгляд. Эта наша тайна стала одновременно самым большим счастьем и самой большой тяжестью для нас. Я никак не решалась спросить у него, когда будет тот самый подходящий момент, чтобы сказать всё Маше, а он, очевидно, никак не мог этого момента найти. Так и ходили по заколдованному кругу тайны и обмана.
Двадцать девятое апреля. Солнышко светит ярко, всё расцветает и пахнет. Сегодня праздник – Виктору исполняется тридцать девять лет. Много? Нет, он еще совсем молодой. Самый лучший, мой. Мне другого и не надо.
Я долго думала, что же ему подарить, ничего умного не приходило в голову. Однажды, проходя мимо ювелирного магазина, задумалась. Мне всегда нравились руки Виктора. Не грубые, сильные, но элегантные, какие-то аристократические что ли. Мне подумалось, что на его кисти очень красиво будет смотреться изящный серебряный браслет. Зашла тут же в магазин. Долго выбирала, чтобы и красиво, и недорого, исходя из скромной моей стипендии. Выбрала. Никак не могла оторвать глаз от полоски с замысловатыми узорами. Уже хотела попросить упаковать, но вдруг в голову пришла еще одна мысль. Попросила сделать гравировку и сама себе улыбнулась. Ему должно понравиться. Обязательно.
Потом еще несколько дней это блестящее чудо лежало у меня на столике, как самая большая драгоценность. Однажды Машка случайно нашла его и стала с интересом рассматривать. Я, кажется, тогда побледнела. И почему не спрятала поглубже?
– Лен, кому это?
– Никому. Просто… – пробормотала я.
Она хитро прищурилась и погрозилась пальцем.
– Не разводи меня тут. Во-первых, это не женское украшение, а, во-вторых, тут есть надпись, я же читать умею. А написано что у нас? А написано: «Ничто не усиливает любви так, как неодолимые препятствия. Лопе Де Вега». Значит это предназначено любимому человеку. И что ты скажешь в свое оправдание? – засмеялась, указывая на браслет.
Я нервно покусывала губы. Странно, что она до сих пор не видит очевидных вещей. Как мы можем водить за нос этого ребенка? Мы очень плохо поступаем. Нам нет никакого оправдания.
– Ничего не скажу, – ответила коротко. – Это мама подарила папе на именины, и ума не приложу, что он тут делает.
Тогда она, кажется, поверила. И вот двадцать девятого я спешу к Виктору. Всего на полчаса, чтобы поцеловать, прижаться, вручить подарок. Не должна задерживать его, пусть будет дома, с дочерью. А мне там делать нечего, я же всего лишь подруга Машки.
– Привет… – жаркий шепот в самые губы.
Он отвечает продолжительным, мучительно нежным поцелуем, заставляющим меня вздрагивать от невероятной легкости и жажды.
– Привет… – шепчет в ухо. Щекотно…
– С Днем рождения.
Я протянула коробочку с украшением. Смущаюсь и краснею, как первоклассница. Никогда не делала подарков мужчине, никогда не делала их любимому мужчине.
Он с интересом открыл коробку и удивленно поднял на меня взгляд. Я видела там радость, и мне стало так тепло и хорошо. Ему понравилось!
– Спасибо, маленькая моя, – крепко обнял меня, зарываясь лицом в волосы. – Самый лучший подарок.
– Тебе правда нравится?
– Конечно же! Очень красиво и изящно. Но главное, что это подарок от тебя.
Я тихонько прижалась к нему, как котенок к своему хозяину. Так бы и сидела до вечера. Он ласково гладил меня по голове, перебирая волосы.
– Ленка, – вздохнул, – ты знаешь, сколько мне лет?
Я непонимающе посмотрела на него. Что за странный вопрос?
– Знаю, конечно. Тридцать девять. И что?
– Да… Вот, когда тебе будет тридцать девять, мне будет уже пятьдесят девять…
– Да хоть восемьдесят девять! – раздраженно ответила я. – Это что-то меняет?
– Не знаю…
– А я знаю. Нет. Это не имеет никакого значения. Я люблю тебя не за возраст, а просто…
Он взял мое лицо в ладони и внимательно посмотрел в глаза.
– Ты что? – спросил.
Я непонимающе сощурилась. Я что? Что я сказала не так? Ах, да… Я не знаю, как получилось. Мы не говорили никогда о любви, а тут как-то так вырвалось. По-настоящему, натурально. Люблю же…
– Люблю… – повторила едва слышно.
Вместо ответа на эти слова он снова прижался ртом к моим губам, медленно сводя с ума и доводя до горения, самосжигания.
Но как бы ни хотелось задержать эти моменты подольше, пришлось отпустить его. К друзьям, к коллегам, к дочери. Я могу подождать. Мы же увидимся потом, и все мои ожидания обязательно будут вознаграждены.

16.
Я всё в том же, уже знакомом мне отеле лежала, положив голову Виктору на грудь, и играла с браслетом на его руке. Действительно, я была права, на его кисти это украшение смотрелось очень утонченно и придавало ему какой-то особой мужественности.
Мечтательно щурилась, еще трепеща от недавних ласк и заливаясь краской, прокручивая в уме каждое слово, срывающееся с его губ, когда он сжимал меня в объятиях и подносил на наивысшие вершины сладостного изнеможения. Какие он говорил слова… Я плавилась только от одних этих слов… И не чувствовалось никакой разницы в возрасте, он зря переживал. Конечно, мне не с чем было сравнивать, но я почему-то уверена, что ни с одним мужчиной мне не было бы так хорошо. Не было бы, потому что я бы его не любила, а Виктора люблю… Люблю так, что иногда просыпается панический страх потерять его.
Я провела пальцем по серебряному украшению и серьезно посмотрела на мужчину.
– Я хочу тебя попросить об одной очень важной вещи, – сказала негромко.
– Проси, – коснулся легонько пальцем моих губ. – Ты же знаешь, что можешь просить меня о чем угодно.
Я вздохнула и опустила глаза.
– Не носи браслет. Хотя бы пока…
Он удивленно посмотрел на меня.
– Почему? Тебе не нравится? Зачем тогда дарила?
– Нет, нет, совсем не так. Мне он очень понравился, поэтому и выбрала, но… его случайно увидела Маша. Я не хотела бы, чтобы она узнала о нас так.
– Ох, Ленка… – прижал меня к себе и прислонился своим лбом к моему. – Нужно уже как-то это решать. Обязательно нужно с ней поговорить. Нельзя же всю жизнь прятаться и встречаться от случая к случаю в отелях.
– Мне страшно. Я боюсь ее реакции.
– Если честно, я тоже. Но мы выдержим. Да? Веришь мне?
– Верю…
– Ты же сама написала это на своем подарке – препятствия только усиливают любовь.
– Любовь?
– Да, маленькая моя. Любовь.
Он нежно и трепетно поцеловал меня и я всё поняла. И пусть он не сказал, что любит, но я это поняла и без слов. Любит… И к черту всё – осуждение, возраст, чувство вины. Любит… Пусть это не та любовь, которая была у него с женой, но она есть. Надеюсь, что есть…
– Я не думала, что человек может быть настолько счастлив… – простонала глухо, уже начиная задыхаться от новой волны страсти, накрывающей с головой.
– Девочка моя, маленькая… – шептал, покрывая жаркими поцелуями мою кожу, медленно спускаясь от шеи к груди и животу, поглаживая напряженные бедра. – Счастье зависит от нас самих.
Я что-то пробормотала уже несознательно.
Весь мир снова сосредоточился в его умелых движениях, ласковых словах, в болезненно-сладком напряжении моего тела.

Едва я попрощалась с Виктором и направилась домой, как телефон ожил, и на дисплее высветилось: «Машка». Я вздрогнула. Она будто чувствовала, часто звонила или до наших с Виктором встреч, или после. Иногда мне начинало казаться, что она уже всё знает и просто проверяет. Но потом я убеждала себя, что это глупости. Да это и были глупости, просто мне врать надоело до чертиков.
– Алло, Маш… Да, я сейчас свободна… Учебник по русскому языку?.. Есть… А, ты, наконец, решила готовиться к поступлению… Да, я сейчас съезжу домой и привезу тебе… Нет, я сама привезу, чтобы ты не ждала меня.
Я быстро добралась домой, нашла нужную книжку и направилась к Степновым. К черту всё! Еще сегодня буду лгать, а потом нужно ей рассказать правду, и путь хоть провалится всё. Дальше так нельзя. Совсем вымоталась от этих тайн и недомолвок, от постоянного напряжения.
Я попыталась уйти из их дома как можно скорее, но с Машкой это никогда не получалось. Она постоянно что-то щебетала, рассказывала о своих планах на поступление, о каком-то парне. Я иногда вставляла какие-то слова, улыбалась и радовалась вместе с ней. Она такая милая и добрая… Она поймет нас с Виктором. Должна понять. А если нет… Господи! Как я могла себя загнать в такой тупик? Как? Почему любовь не спрашивает?
Хлопнула входная дверь. Я тут же дернулась, а сердце бешено заколотилось. Виктор лишь на миг заглянул в комнату, но бросил на меня такой взгляд, что я сперва покраснела, потом побледнела и тут же забыла, о чем мы с Машкой разговаривали. Мысли разбежались в разные стороны, а тело свело острым спазмом лишь при одном воспоминании о сегодняшней встречи с этим мужчиной. Маша в этот момент как-то странно на меня глянула. Уже после я подумала, что, возможно, именно в этот момент в ней зародилось какое-то первое подозрение. Но всего через несколько минут это уже не имело значения.
Когда я уже попрощалась с подругой и вышла на площадку, услышала, как едва слышно открылась и закрылась дверь, и меня тут же осторожно взяла за кисть теплая мягкая рука.
– Ну что ты делаешь? – прошептала я, глядя в небесно-синие глаза.
– Не могу сдержаться, – ответил Виктор, притягивая меня к себе за талию и легонько проводя губами по чувствительной коже лица и губ.
– Сумасшедший…
Дальнейшая мысль утонула в глубоком душевынимающем поцелуе, от которого подкашивались ноги и по венам разносились наэлектризованные частицы. Я крепко обняла его за плечи, прижимаясь еще ближе, почувствовала, как его рука скользнула вниз по талии, поглаживая кожу под ремнем джинсов. Я практически забыла на мгновение, где нахожусь, и негромко простонала.
В этот момент с грохотом хлопнула дверь квартиры. Мы синхронно повернули головы и оба встретились с расширенными голубыми глазами, в которых большими буквами выписывались шок, удивление, непонимание… отвращение.
Машка стояла, теребя в руках серебряную полоску. Я опустила взгляд на руку Виктора, браслета там не было.
Было так тихо, что я отчетливо слышала галоп наших с Виктором сердец. Вот и всё. Больше нечего скрывать… И что теперь?
Маша несколько раз похлопала ресницами, будто надеялась, что это ей привиделось. Открыла рот, но казалось, что ей не хватает воздуха, чтобы сказать всё, что она сейчас чувствует, поэтому она только надрывисто всхлипнула и прошептала:
– Папа… как это…

Эх... Не понравится тебе расклад...

                          Поздравляю))
Но вряд ли вам прода поднимет праздничное настроение

    Ну неинтересно же все сразу читать)))

А за похвалу спасибо, спасибо)))  

Я, типа, должна испугаться?

Я аот тоже об этом подумала... У меня всего-то в двух фиках умерли герои, и то один мы уже прочитали))

19.
Сижу на подоконнике и задумчиво смотрю, как мелкие снежинки опускаются с неба. Плавно, легко… Сколько прошло времени? Полгода? А чувство такое, что всё было вчера.

Мы как-то раз с Виктором встретились на улице. Он ничего не сказал, только посмотрел так, будто я ничтожество. Я так больно ему сделала? Это же ради него и Машки… Он должен был понять. Больше я не видела ни его, ни Машу.

Ой… В животе будто что-то зашевелилось. Я улыбаюсь и легонько кладу ладонь на живот. Как ты там, маленькая? Ты будешь с голубыми глазами и светлыми волосами? Да, наверное… У твоего папы хорошо такие получаются. Малышка моя…

После той ночи отрыва, меня тошнило каждое утро, это уже нельзя было списать на похмелье. Тогда в голову и закралась догадка. Подтверждение я получила у врача. Я ничего не обдумывала и не сомневалась ни на секунду. Пришла к родителям, которые, как ни странно, были оба дома, и сообщила, что беременна и ребенка оставляю, как бы они к этому не относились. Родители на удивление спокойно восприняли эту новость, просто спросили, хорошо ли я подумала. Получив положительный ответ, даже об отце спрашивать не стали, и так было понятно, что это только мой ребенок.
Как-то раз набрала номер квартиры Степновых, трубку подняла какая-то женщина. Точно не Машка, я бы ее узнала. Сердце только раз пропустило удар, а потом остановилось на секунду, чтобы снова забиться уже ради моей малышки. По-видимому, Машка примирилась с тем, что отцу нужна женщина, но вот только той женщиной стала не я. Что ж… Значит так лучше им. А у меня будет частичка моего любимого мужчины, моя маленькая девочка.

Легонько глажу живот. Как мы тебя назовем? Таней… Да, будешь Таней. Ты почти через два месяца увидишь этот мир. У нас всё будет хорошо. Как бы я хотела, чтобы твой папа был рядом, но, увы, я добровольно от него отказалась. Глупая, наверное, была, но иначе не могла. Ну что ты пинаешься? Сейчас пойдем гулять, ловить первые снежинки…

Звонок в дверь отвлек меня от  моего общения с ребенком, и я нехотя пошла открывать. Открыв дверь, я застыла, не зная, что делать, как реагировать. Предо мной стояла Машка. Волосы снова отросли, а в глазах такая тоска и мольба, что у меня в груди появилось какое-то щемящее чувство. Неужели что-то случилось… Виктор… Что-то случилось с ним, иначе она бы не пришла. Я невольно схватилась за живот, и Маша проследила за этим моим движением. Удивленно приподняла брови и поджала губы.
– Можно пройти? – сказала тихо.
Я молча пропустила ее в квартиру и с трясущимися руками пошла за ней в комнату. Она тихо сидела на диване и смотрела в окно, будто собиралась с мыслями. Я ждала, и с каждой секундой это ожидание становилось всё тяжелее.
Маша шумно втянула воздух и повернулась ко мне.
– Лена… Я пришла попросить у тебя прощения.

20.
Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но она жестом остановила меня.
– Нет. Я сперва скажу всё, что хотела, иначе потом у меня не хватит смелости. Я слишком виновата перед тобой, перед вами обоими с отцом. Я когда нашла тот чертов браслет, а тогда увидела вас… в коридоре, меня будто холодной водой облили. Это было странно, казалось ужасным и диким. Я никак не могла понять, как такое произошло? Когда? Ведь у нас была такая прекрасная семья, родители так любили друг друга. Я даже представить не могла, что отец может быть с другой женщиной, будь то до смерти матери или после. Мне казалось, что теперь мы должны быть только вдвоем, всегда помнить ее и любить. Да и слишком странно было видеть в объятиях отца свою подругу, с которой он играл еще в детстве, а с того времени не так много лет прошло. Мне казалось, что меня предали, что предали нас с мамой. Всё, что я тогда говорила… я действительно так думала, потому что казалось, что мой идеальный мир рушится. Мир, который я сама себе построила, чтобы не так сильно чувствовалась потеря самого родного человека – мамы. Я не хотела слышать твоих слов, не хотела понимать всего, что говорил отец, пытаясь объяснить, что это не измена, что вы не виноваты в том, что чувствуете. Хотя, наверное, больше всего я злилась из-за того, что вы прятались и обманывали меня. Однажды я пришла в клуб с девочкой, с которой познакомилась на вступительных экзаменах. Ты там была, я видела, как ты, как в тот раз, придаешь себе искусственной веселости, как пьешь без разбора, танцуешь, наигранно смеешься и отвечаешь на заигрывания парней. Мне так хотелось доказать отцу, что лучше матери он никого никогда не найдет, что все остальные женщины и мизинца ее не стоят. Я позвонила и попросила его приехать за мной и войти в клуб. Он приехал… Я никогда не видела столько боли в его глазах, как в тот момент, когда он увидел, как тебя прижимает к себе и очень откровенно целует какой-то пацан. Он тогда сказал, что ты тоже для него умерла. Я добилась, чего хотела, мы остались вдвоем, и вроде всё было хорошо. Вот только теперь мне было непонятно, что я чувствую – спокойствие и радость от этого или отвращение к себе самой. Ведь я точно знала, что ты просто была пьяна и не понимала, что происходит, а пила из-за меня и моих слов, из-за того, что я вынудила тебя уйти… Для него это выглядело иначе. Хотя, я лгу, не всё было хорошо. Папа со мной почти не разговаривал, всё время пропадал на работе, а когда приходил домой, сидел на кухне и пил что-то или просто молча смотрел перед собой. Потом немного отошел, приехала тетка, побыла у нас, вернула его к нормальному существованию. Но это было ненадолго. Едва она уехала, всё началось заново. Я начинала ощущать, что теряю его, хотя, я его, похоже, потеряла еще тогда, когда позвала в клуб. После похорон он таким разбитым не выглядел, а здесь… Это и злило, и вызывало сочувствие… Казалось, что он болен, болен тобой и это невозможно излечить. Я однажды хотела выбросить тот твой подарок – браслет… Он так посмотрел на меня и сжал руки в кулаки, что я второй раз в жизни испугалась, что он меня ударит. Мне стало страшно, страшно за отца. А вчера мне приснилась мать… Знаешь, она никогда не приходила ко мне в снах. А вчера… она ласково поцеловала меня в лоб и сказала, что нужно отпустить. Что или кого отпустить? Не знаю. Ее? Отца? Свою злость? Но я проснулась и мне будто осенило. Я злилась не на тебя, нет, а только на папу. За то, что он сделал то, что у меня не получалось. Он отпустил ее, он понял, что жизнь не закончилась, он смог полюбить снова. Я же застряла, жалея себя, пугаясь, что теперь жизнь не будет уже такой радостной и светлой, как раньше. И я солгала тебе, когда сказала, что он больше никогда не полюбит никого. Я ошиблась. Тебя он любит так, что мне страшно от такой любви.
Я смотрела на нее широко раскрытыми глазами, а каждое ее слово будто пронзало мою грудь. Она всё-таки ангел, пусть растерявшийся и запутавшийся в себе, но ангел. Хоть и заставила страдать… Теперь стало ясно, почему Виктор так презрительно посмотрел на меня при нашей случайной встрече и что за женщина подняла трубку в тот единственный раз, когда я решилась позвонить, чтобы сказать о ребенке.
– Лена, – Маша взяла меня за руки. – Прости меня, пожалуйста… Я не должна была препятствовать. Я тогда не понимала. Если бы сейчас можно было что-то изменить…
Я шмыгнула носом и бросилась ей на шею. Будто камень с души упал…
– И ты меня прости. Не нужно было тебя обманывать… Но я так боялась.
Таня внутри меня снова забарабанила ножками и я зажмурилась. Щекотно как-то…
– Что с тобой? – Маша насторожено посмотрела на меня.
– Ничего. Малышка бушует, – приложила руки на живот и улыбнулась. – Она часто бушует.
Маша внимательно осмотрела меня и, наконец, спросила то, что ее интересовало с самого начала:
– А это… Ты…
– Я что? – засмеялась я.
– Ну, это откуда? – ей не удавалось сформулировать мысль.
– Это твоя сестра. – Я снова погладила себя по животу, моя малышка любит это. – Танюшка… Ну, я так думаю ее назвать.
Маша удивленно смотрела на меня и хлопала ресницами.
– Сестра… И ты ничего не сказала? Почему?
Я пожала плечами.
– Я же обещала, что больше не появлюсь. И вряд ли это что-то изменило бы.
– Какая же ты… – она уткнулась носом мне в шею. – Почему ты такая? Если бы ты настояла на своем и боролась, можно было бы стольких страданий избежать.
Я легонько погладила ее по волосам.
– Нет, страданий было бы еще больше. Твоих и его. Я не хотела этого, я и так чувствовала себя преступницей.
– Лена, – я ощутила влагу на своей шее. – Я так тебя люблю, подруга. Как же мне было плохо без тебя… Я глупо вела себя. Я могу что-то исправить?
– Не думаю, – я грустно улыбнулась. – Что тут исправишь?
Она подняла голову и серьезно посмотрела на меня.
– Почему нельзя исправить? Можно. Я исправлю. Лен…
– Что?
– А у тебя кто-то был после?.. Ты с кем-то встречалась?
Я вздохнула. О чем она говорит? Я бы органично не смогла…
– Когда? – ответила. – У меня не было времени, да и желания. Мне никто не был нужен, тем более что я узнала о Таньке, и вся моя жизнь сосредоточилась на беременности. Знаешь, я бы и не смогла… Кроме того пьяного поцелуя я даже представить ничего такого не могла.
– Ну да… Я пойду, наверное.
Маша еще раз обняла меня и быстро ушла, будто спешила куда-то. Я откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Стало легко. Она простила меня, а я поняла ее. Она стала взрослее и умнее, многое поняла. Вот видишь, малышка, ты познакомилась с сестренкой. Как бы хотелось познакомить тебя с отцом. Виктор… Как он? Маша говорит, что плохо. Но вряд ли он сможет понять и поверить, что то мое поведение в клубе было лишь срывом. И что… Не важно уже. Я умерла для него? Больно, но уже не так, как раньше. Будем жить дальше. Да, малышка?

21.
Задремала, кажется… Да, задремала. На улице уже темно. Я так и не сходила погулять, после визита Машки не было уже желания куда-то идти. Родителей, кажется, еще нет, а должны же придти сегодня домой.
Звонок в дверь. Снова? Неужели мать забыла ключи? Или еще кто-то проведать меня пришел?
Без особого интереса пошла в коридор. Когда же открыла, то сильно пошатнулась и едва успела опереться о стену. До боли знакомое чувство утопания в небесно-синих глазах проняло всё тело, и тут же пересохло во рту, я вся мелко задрожала. Господи…
– Ну, здравствуй. – Такой родной низкий голос, который я теперь слышала только во сне.
– Здравствуй, – прошептала.
Он медленно, очень медленно прошелся взглядом по моей фигуре от ног до макушки, так что я физически ощущала, как он исследует меня глазами, и захотелось прикрыться, будто он раздевал меня, а не смотрел. Я попыталась что-то еще сказать, но ни один звук не пожелал вылетать из горла, и я только открыла и закрыла рот, тяжело вздохнув.
– Ты меня пригласишь или будем здесь стоять? – слегка улыбнулся.
Я едва удержалась, чтобы не сползти по стенке, ноги почему-то подкашивались.
– Проходи…
Он закрыл за собой дверь и подошел так близко, что я задохнулась от его запаха и вжалась в стену. Легонько скользнул ладонью по моему животу, поглаживая вверх-вниз… Я надрывисто вздохнула и невольно прикрыла глаза. Не имеет значения, зачем он пришел, что хочет сказать… Пусть только вот так стоит, чтобы я ощущала его опаляющее дыхание на своем лице и горячую ладонь на животике. Как же я изголодалась по этим касаниям…
– И долго ты собиралась это скрывать? Ты вообще планировала мне говорить?– шепот в полуоткрытые губы.
Я открыла глаза и тут же опустила их, не в силах выдержать испытывающий взгляд.
– Нет… Не планировала.
– И как это понимать?
– Это было бы еще одной причиной для раздоров между тобой и твоей дочерью…
Он снова провел по животу.
– А это разве не моя дочь?
– Твоя… – едва слышно.
– Так почему ты решила за меня, стоит мне или нет знать о ней?
– Я обещала Машке, что больше не появлюсь в твоей жизни. Я хотела сделать всё правильно… А потом, когда я решилась всё же сказать, ты уже не хотел меня видеть. Ты, возможно, и не поверил бы, что это твой ребенок…
Он резко перебил меня, прижимая ладонь к моему рту.
– Не смей такого говорить. Тебе стоит сказать лишь слово, чтобы я поверил. Тебе нужно сказать: «Я не виновата». И я буду знать, что ты не виновата. Или у меня есть причины не верить тебе?
– Нет… – нервно облизнула губы. – Я не виновата. То, что ты видел, это лишь один момент, отчаянная попытка притупить боль, которую я своей же рукой себе нанесла. Я не смогла бы ни с кем другим… Пьяная, трезвая, далеко или близко я думаю только об одном мужчине, хочу быть только с одним мужчиной, люблю только одного…
– Девочка моя… – жадно накрыл своими губами мои, утоляя жажду, томившую нас обоих столько месяцев.
– Люблю тебя… – выдыхала, сквозь поцелуи.
– Малышка моя любимая… – покрывал поцелуями лицо и шею, заставляя трепетать и всё сильнее вжиматься в стену. – Ты, только ты… можешь вернуть меня к настоящей жизни. Только ты… Солнышко мое… Ленка…
Осторожно поднял меня на руки и отнес в комнату, опустил на кровать, продолжая покрывать поцелуями кожу, постепенно избавляя мое трепещущее тело от одежды. Мучительно долго целовал ставшую теперь очень чувственной грудь и высокий живот, гладил бедра, заставляя стонать и хвататься руками за края кровати и за подушки. Разомлела от его ласк умелыми руками и твердыми губами. Он не обошел ни одного участка кожи, ни одного изгиба, ни одной впадинки. С наслаждением, которое блестело в его затуманенных глазах, нежно доводил меня до пика, пока несоизмеримое количество сладостных волн не накрыло меня с головой одна за другой. Я коротко вскрикнула и на миг показалось, что теряю сознание. Но в следующий момент горячие влажные губы, глубоко целующие, вернули меня к действительности, заставляя отвечать на поцелуй страстно и пылко. Немного отдышавшись и придя в себя, я потянулась к Виктору, взялась за ремень, чтобы ответить ему тем же, чтобы и он почувствовал то, что только что накрывало меня с головой. Но он мягко убрал мою руку и коснулся губами моего живота чуть выше пупка.
– Не надо. Успеешь еще… – прошептал. – Девочка моя…
Я смотрела на него, как завороженная. Как я могла выдержать полгода без этого мужчины и не умереть? Я же вообще без него дышать нормально не могу.
– Как же я тебя люблю, – прижалась к нему.
Он гладил мой живот.
– Как ты ее назвала? Таней? – спрашивал.
– Да. Тебе не нравится?
– Нет, что ты! Очень красивое имя. А она там шевелится? Я не чувствую ничего…
Я засмеялась.
– Она там бушует и толкается ногами. Просто сейчас уснула, наверное.
– Как ты могла такое от меня скрывать? – его голос стал серьезным.
Я почувствовала себя виноватой. Правда ведь, он же отец…
– Прости… Тебе Маша сказала?
– Да… Она мне рассказала всё. И о беременности, и о том, что было в клубе. Не знаю, что с ней произошло и какое прозрение случилось, но она вдруг совсем иначе стала оценивать эту ситуацию.
– Нет, это происходило постепенно, она менялась и взрослела. Видела, что тебе плохо, наверное, догадывалась, что и мне тоже не очень хорошо. Она просто, наконец, поняла, что я не пытаюсь занять место Светланы, а всего лишь хочу маленький кусочек своего места рядом с тобой.
– Я могу тебе предложить даже больше, чем кусочек. Если хочешь, можешь занять всё, что находится рядом со мной.
Я улыбнулась.
– Хочу.
– А женой моей хочешь стать? – прошептал в ухо, щекоча своим дыханием.
– Это вопрос или предложение?
– А тебе как больше нравится?
– Ты меня запутал, – легонько пнула мужчину в бок.
– Хорошо. Давай еще раз. Лена, ты станешь моей женой?
Я счастливо сощурилась и прижалась к его губам.
– Да… – выдохнула прямо в них.
В коридоре скрипнула входная дверь. Я едва успела набросить на свое обнаженное тело плед, как в комнату вошла мать и удивленно застыла, переводя взгляд с меня на отца моей подруги, держащего меня в тесном кольце рук.

ЭПИЛОГ.
Я пытаюсь уснуть, свернувшись калачиком на диване. Наша малышка сладко посапывает в кроватке. Я теперь мало сплю. Таня оказалась очень активным ребенком, просыпалась часто, требовала внимания и еды. Сейчас она уснула и у меня есть несколько минут, чтобы тоже подремать. Кажется, я счастливая, настолько счастлива, что даже боюсь сглазить.

А как вспомню округлившееся глаза матери в тот вечер, смешно становится, хотя, тогда мне было даже немного страшно, про неловкость и говорить нечего. Мама сначала долго не могла найти слов, чтобы выразить всё, что она думает об этом безобразии. Это потом она в вежливой форме высказала все свои мысли о «старом любителе девочек» и «маленькой дуре». Ну, мы ее успокоили, рассказав всю историю, упустив ненужные подробности. Виктор чуть ли не могилой матери клялся в своей любви. Я же просто держала руки на животе и мысленно повторяла, что всё будет хорошо, у нас троих – у меня, моего Виктора и нашей малышки. Под конец объяснений появился отец, пришлось рассказывать всё с начала. В результате до половины ночи все сошлись на том, что раз уж так у нас получилось, бессмысленно чему-то препятствовать, и родители дали свое благословение на наш «странный» брак. Я с визгом бросилась Виктору на шею, а он что-то шептал, зарываясь носом в мои волосы… Такой счастливой я еще никогда в жизни не была.
Не было свадьбы (куда мне с таким животом!), только подписи в ЗАГСе и память о самом счастливом дне в моей жизни. А потом Танюшка попросилась на свет… Точно, как я и думала, синеглазая и светленький пушок на головке.
Поснимав все деньги с депозитов, какие у кого были, Виктор и мои родители наскребли на двухкомнатную квартирку. Нашу, отдельную. Ту оставили Маше.

Врача с меня уже не получится, вряд ли я доучусь… Хотя… Возможно, когда-то. А сейчас я буду учиться быть самой наилучшей женой и матерью.

Виктор тихонько вошел… Я же слышу мягкие шаги. Вот сейчас сядет и будет долго смотреть на меня. Он действительно думает, что я сплю? Что он там высматривает на моем лице? Потом легонько погладит по волосам и поцелует в лоб. Он всегда так делает… Будто ритуал, подтверждающий его нежность и любовь.
И разве я могла о таком подумать, когда пришла первый раз в девятом классе в новую школу и села на свободное место рядом с золотоволосой девчонкой с синими, как небо, глазами? Если б кто-то сказал тогда о моем будущем, я бы просто рассмеялась.

Ну вот, коснулся губами лба. Ушел. Потихоньку проваливаюсь в сон.
Господи, спасибо тебе за этого мужчину.
Мой первый, единственный, самый дорогой мужчина.
Отец моей подруги…

Спасибо, маленькая))) не обещаю, что без смертей, но все же...

Белок ))),          Спасибо, Криси))))    

Я добрЫя)))