…3…
Вот самолет приземлился. Я вышел из аэропорта и шумно втянул воздух. Да! Мы победили. Первое место. Мы лучшие все-таки. Мы в это верили, и это случилось. Победа. Оказавшись снова в Москве, я снова остро ощутил пустоту и вину внутри. Там, за тридевять земель, я этого так не ощущал, там не было времени, там мы тренировались до седьмого пота, играли и считали очки. Переживали за результат, а потом не могли нарадоваться, когда поняли, что победили.
Но стоило мне ступить на родную землю, все, что произошло больше месяца назад четко встало перед моими глазами. Машина, грохот музыки. Визг тормозов… Кровь на асфальте, светлые волосы девушки… Это воспоминание практически не покидало меня, когда я оставался наедине с собой. Со своей совестью…

Я звонил тогда в больницу каждый день, узнал, что девушку звали Еленой Кулёминой. Звонил по несколько раз на день, пока не выяснилось, что она идет на поправку. Потом стал заказывать ей цветы. Каждый день отправлял букеты. Хотел пойти к ней. Но не смог. Испугался. Да, я трус, испугался. Что бы я ей сказал? Как бы объяснил, кто я такой и почему пришел? Денег дать… Но это тоже не знал, как сделать. Да и Андрей кричал, что я глупости творю, постоянно справляясь о здоровье этой девушки. Называл меня идиотом, а Наташка просто злилась и страшилась того, что менты всё-таки как-то на нас выйдут. Хотя, Андрей всё умело уладил, машину быстро отремонтировали, это было не сложно, учитывая, что их с Наташкой отец был владельцем салона по ремонту автомобилей. Нас действительно никто там не увидел в тот проклятый вечер, но от этого легче не становилось.
Она пробыла в больнице три недели. Я мог сказать до минуты, сколько это длилось и в какой день, в каком часу ее выписали. Уверившись, что с ней всё хорошо, я немного расслабился, но всё равно что-то не давало покоя, не мог забыть, и та ужасная картина преследовала меня в мыслях наяву и ужасами в снах. Казалось, что я что-то упустил, что не всё спросил. Где Елена Кулёмина живет, я не знал и узнать не мог, поэтому теперь справляться о ее делах было невозможно. А прошло еще две недели, и наша команда уехала на соревнования. Это немного отвлекло. Теперь же я вернулся, и всё вернулось со мной.
Из раздумий меня вывела Наташка, махающая рукой еще издали. Да, Наташка… Как-то наши отношения после того случая тоже стали напряженными и натянутыми. Они с Андреем вели себя так, будто ничего не произошло, боялись только за себя и вообще не вспоминали о той девушке, даже ни разу не поинтересовались, что с ней. Или так и нужно, а я действительно идиот? Правда ведь, есть ли разница, что происходит с другими людьми? Виноваты мы в том, что им больно и плохо или нет? Есть разница, большая. Просто они с Андреем этого не понимают, а я это чувствую. Почему-то…
– Здравствуй! – Ну что за привычка виснуть у меня на шее?
– Привет, – ответил я тихо.
– Поздравляю еще раз с победой, – Наташка сверкнула белоснежными зубами. – Отпразднуем сегодня у тебя?
– Наташ, извини, но я очень устал. Мне нужно отдохнуть и оклематься. Соревнования были слишком тяжелыми.
Она недовольно скривилась и убрала руки с моих плеч. Я только облегченно вздохнул. Зачем вообще приехала? Разве я ее об этом просил? Сидела бы дома и ждала моего звонка, так нет! Обиделась, наверное, но ничего не сказала. Отвезла меня домой и, сухо пожелав побыстрее отдохнуть, сказала, что будет ждать моего звонка. Я напряженно улыбнулся в ответ.
Устало вошел в квартиру. Только теперь почувствовал, что очень голоден, а в холодильнике, конечно же, шаром покати. Тяжело вздохнул и отправился в магазин. Видимо спокойно отдохнуть сегодня мне не суждено. Оказалось, что купить нужно всего много, поэтому решил сходить в супермаркет. Пошел пешком, маленькими улочками, просто садиться за руль не хотелось. Я теперь редко это делал, какая-то нервная дрожь пробирала, когда нажимал на газ. Да и прогуляться немного нужно было, как-то после перелета неважно себя чувствовал – и спать не хотелось, и усталость одолевала. Лучшее лекарство – прогулка.
Я так задумался, что даже не заметил, что уже давно прошел то место, где нужно было выйти к супермаркету, и просто шагал без цели, погрузившись в свои мысли. Вдруг остановился, увидев картину, которая вызывала жалость и сочувствие. Не смог понять, почему меня так заинтересовало то, что я увидел, но внутри словно что-то щелкнуло и это стало очень важным для меня. Возле одного из домов в инвалидной коляске сидела девушка. Грустная, светловолосая. Светловолосая… Воспоминания снова пронеслись в голове. И появилось ощущение, будто я уже где-то ее видел. Вот такую с развевающимися волосами…
Ветерок играл ее челкой, а она что-то записывала на листке бумаги, иногда отрывалась от этого занятия и вертела карандаш в руке. Вдруг он выпал и откатился от нее. Нагнулась и попыталась дотянуться, но, по-видимому, не доставала, потянулась немного сильнее, от чего потеряла равновесие, коляска не устояла и опрокинулась на бок. Я увидел ее отчаяние и злость. Из глаз покатились слезы, и она с силой ударила руками по земле. Я понимал, что она спрашивает сейчас, почему с ней так. Я и сам был готов спросить: «Почему?».
Быстро побежал к ней.
– С вами всё в порядке? – Глупый вопрос, но что еще можно спросить?
Она покачала головой. Пока я помогал ей подняться и усаживал удобнее, она молчала и прятала глаза. Стыдно, неприятно. Да, ей не хочется быть слабой, чувствовать жалость людей.
– Вы не ушиблись? – Я присел перед ней на корточки.
Девушка покачала головой.
– Нет. Всё хорошо. Спасибо вам.
– Да не за что.
Я наклонился и поднял листок бумаги и карандаш. Случайно бросил взгляд на написанное. Стихи… Очень хорошие и грустные стихи…
– Это вы написали? – протянул бумагу и карандаш.
– Да.
– Очень красиво. Вы поэтесса?
Она грустно улыбнулась.
– Нет, я несостоявшаяся певица и музыкант.
– А почему несостоявшаяся?
– Потому что мне сложно теперь добираться на учебу, поэтому я этого не делаю, а учиться петь заочно как-то не очень удобно.
В ее голосе послышалась горечь. Я понял, что задел ее за живое, поэтому решил уйти, чтобы не расстраивать еще больше, но почему-то не хотелось. Не хотелось уходить, не хотелось оставлять ее одну. Хотелось помочь, хоть чем-то, хотя бы просто побыть рядом.
– Извините, если я вас обидел. Меня Виктор зовут.
Она подняла на меня грустный взгляд и протянула руку
– Лена…
– А еще у вас есть стихи? Мне очень понравились.
– При себе нет… Да и это не стихи, а так, баловство. Нужно же куда-то девать всё, что внутри накипает, иначе иногда кажется, что сойду с ума.
– Я вас понимаю…
Я не солгал. Я действительно понимал ее, ведь мне самому иногда казалось, что я обезумею, особенно тогда, полтора месяца назад.
– Вряд ли. – Она скептически скривилась.
– Поверьте, понимаю. А вы каждый день здесь?
Она пожала плечами.
– Да. Мне далеко не уйти. А в четырех стенах я уже скоро выть начну, так хоть немного подышу свежим воздухом. Потом мать забирает.
Я уже хотел сказать что-то, но наткнулся на ее горящий взгляд, в котором было написано только одно: «Не жалей меня!». Я отвел глаза и вместо дежурных жалостливых слов проговорил:
– Что ж, мне нужно идти. Было очень приятно познакомиться.
– Взаимно, – Лена снова улыбнулась. Я только подумал, какая очаровательная у нее улыбка.
Попрощался и вспомнил, куда шел, направился к магазину. Что-то екнуло в груди при виде этой девушки, ее печальных, полных тоски зеленых глаз, ее беспомощности и одновременно какой-то внутренней силы, которая не позволяет ей сдаться, продолжает держать ее на плаву. Она будто завораживала и притягивала. Хотелось ей помочь. Возможно, она пострадала от такого же горе-водителя, как я сам. Возможно…
А что с той Леной случилось? Она здорова полностью или нет? Как узнать? Нужно непременно это узнать. Хватит трусить уже. Нужно узнать о ней, придти к ней, пусть делает, что хочет. Пусть ударит меня, сдаст милиции, пусть убьет, но это чувство вины я терпеть больше не в состоянии.

…4…
День сегодня был не таким уж и серым. Даже радостно. Солнышко светит, птички поют, ветерок ласкает лицо. Можно сказать, что мне почти радостно, если бы… если бы я могла встать и пройтись по аллейке. А я сижу. Просто сижу.
Жду чего-то, может, снова он придет? Такой милый, обходительный. Виктор. Да, но в его глазах я тоже видела то, чего терпеть не могу, от чего хочется кричать, – жалость. Не нужно меня жалеть! Не нужно, я сама себя слишком жалею. Но он какой-то другой, в его синих глазах больше понимания, чем жалости. Как хотелось бы, чтобы он снова пришел. Просто поговорить, просто. Рядом с ним как-то веселее.
Ко мне никто не ходит, друзья заняты учебой и развлечениями. Им не до меня. А я целыми днями сижу если не в квартире, то во дворе. Иногда с соседками переговариваюсь. Что мне еще остается? Врачи сказали, что можно восстановиться, но для этого нужно несколько операций и реабилитация. А стоит это всё… Много стоит. На мамину зарплату преподавателя сильно не развернешься. За этот месяц я уже практически смирилась с тем, что никогда не встану и не сделаю ни одного шага. Вся жизнь теперь связана с этим инвалидным креслом. Вся жизнь…
– Привет!
Я вздрогнула, услышав голос над самим ухом. Повернула голову, и губы сами собой расплылись в улыбке. На меня с участием и теплотой смотрели синие глаза.
– Привет. Что ты здесь делаешь?
Он присел передо мной на корточки и почему-то взял мои руки в свои.
– Не знаю. Я подумал, что тебе одиноко, а я могу развлекать тебя, если ты не против. Невесело, наверное, постоянно тут сидеть или дома…
В груди неприятно кольнуло. Снова эта жалость. Даже почти незнакомый человек меня жалеет. Не хочу! Я выдернула свои руки и отвернулась.
– Не нужно. Мне не нужна чужая жалость. Я уже скоро привыкну к своему состоянию.
Он повернул мою голову к себе и так посмотрел, что я дар речи потеряла. Нет, там не было жалости, только участие, тепло и еще что-то, словно раскаяние какое-то.
– Я не собираюсь тебя жалеть, – сказал. – Я просто хочу тебе помочь. Ты мне понравилась. Я хочу побыть рядом. Если хочешь, можешь меня прогнать. Я уйду, но я просто хочу быть твоим другом. Мне это нужно.
– Зачем?
– Говорю же, понравилась ты мне. И не имеет значения, ходишь ты или нет. Так что, будем дружить?
Я улыбнулась и вложила руку в открытую ладонь. Странно. А, возможно, чудеса случаются, и какой-то неизвестные ангел-хранитель прислал этого мужчину к моему дому, чтобы я не умерла от одиночества. Не хочу об этом думать, пусть всё будет, как есть.
День был необычным. Я вообще забыла, что инвалид. Виктор оказался очень интересным и легким собеседником. Он рассказывал много историй о своих соревнованиях и тренировках. Когда выяснилось, что я тоже увлекалась баскетболом и понимала всё, о чем он говорит, он еще больше начал рассказывать. Я много смеялась, как не смеялась уже больше месяца. Потом мы пошли гулять по парку, вернее, он катал меня по парку. Не ощущалось неловкости и неудобства от моего состояния. Когда мы вернулись, было уже почти темно. Возле подъезда стояла мать и нервно теребила в руках телефон. Мама! Я же забыла…
– Лена! – Она взволновано бросилась ко мне. – Где ты была? Господи! Я уже невесть что подумала. Я звоню, а ты трубку не берешь.
– Трубку… Точно. Я телефон дома забыла сегодня. Мамочка, прости. Я совсем забыла, я впервые за последнее время день хорошо провела.
Мама перевела взгляд с моего счастливого лица на Виктора за моей спиной и подняла брови.
– Здравствуйте, – сказала.
– Здравствуйте. Я Виктор. – Протянул руку.
Мать ответила на рукопожатие, но глаза ее были холодными и подозрительно сощуренными. Он ей не понравился, я это поняла сразу, только не знала еще почему.
– Очень приятно, – ответила сухо.
– Мам, Виктор мой друг.
– Я так и поняла. Идем домой, дочь.
– Я вам помогу, – сказал мужчина.
– Спасибо, мы сами можем.
Но Виктор не отреагировал на желание матери самой отвезти меня, поэтому ей пришлось повиноваться и просто идти рядом.
Когда я оказалась дома, он слегка коснулся пальцами моей щеки и улыбнулся.
– Ну, я пойду. Завтра наведаюсь, да?
Я радостно закивала головой.
– Конечно же. Я буду ждать.
Мать посмотрела, как за ним закрылась дверь, а потом повернулась ко мне.
– И откуда он взялся? – спросила.
– Мы случайно вчера познакомились.
– Вчера? И ты уже ему так доверяешь, что позволяешь увозить себя куда-то?
– Мама! Не куда-то, а в парк, который за шестьдесят метров от нашего дома. И вообще, что он может мне сделать? Он не выглядит опасным. Он красивый и…
Я почувствовала, как щеки покрываются румянцем. Надо же. Он действительно красивый, и приятный, и милый, и заботливый. Вот только… Я опустила взгляд на свои ноги, и всю радость как рукой сняло. Только зачем ему я, такая? Разве что другом могу быть и все.
– Мам… – сказала грустно, чувствуя, что на глаза снова наворачиваются слезы. – Помоги мне лечь в постель.
Я легла, но уснуть долго не могла. Слишком хорошим был день и слишком резко охладил меня вечер. Я должна понимать, что такая, как я не нужна ни  одному мужчине. Что не смогу быть для мужчины никем, кроме как другом. Я должна это понимать и не питать никаких ложных надежд. Не должна… Но он такой хороший. Пусть будет, как будет. Пусть приходит, буду ему другом. Ох… Было бы это полтора месяца назад, мы бы начали встречаться уже с первого взгляда. Но то время, когда я могла так привлекать мужчин, было слишком давно. Теперь всё иначе. Все будет совсем иначе.
Слезы снова покатились по щекам. За что мне это? За что? Ненавижу… Хочу, чтобы тот человек, который был за рулем, горел в адском огне! Хочу знать, что ему так же больно, как сейчас больно мне! Хочу…

Если бы он сбил не ее, это была бы уже совсем иная история Спасибо за отзывы)))
Я снова радуюсь, как маленькая))  

ага, а потом это "не знаю" переходит в "я уже это читала"

Да не плакай ты, я тебе еще парочку глав кину, все равно они уже готовы сто лет))))

…7…
Солнце так ярко светит в окошко. Я подставляю под его лучи лицо и довольно щурюсь. Сегодня меня заберут домой. Выписка уже готова. Говорят, операция прошла очень хорошо, теперь нужно постоянно ездить в реабилитационный центр, делать упражнения и я должна встать на ноги. Я даже не могу поверить. Ведь чудес не бывает, а со мной происходит самое настоящее чудо. И эта операция, и Виктор. Виктор… Если бы не он, я б так и осталась там, в инвалидной коляске, возможно, навсегда… А он спас меня, он подарил мне шанс на настоящую жизнь. Он мне действительно послан небом, чтобы стать моим ангелом-хранителем. Разве такое возможно? Появился ниоткуда и стал самым близким и родным. Стал необходимым, как воздух, и, как добрый волшебник, исполнил самое заветное желание. Только почему-то кажется, что как в добрых сказках, исполнив это желание, он должен исчезнуть, а я не хочу этого. Не смогу остаться теперь без него, хочу, чтобы всегда был рядом, чтобы оберегал, заботился, дарил свет своих небесных глаз.
– Ну что, Леночка? Едешь домой? – добродушно улыбнулся, вошедший врач. – Теперь только терпение и труд – и ты через месяц-второй уже сделаешь первые шаги.
– Правда? – мне до сих пор не верилось в реальность происходящего после того ужаса, что я пережила.
– Правда, правда. Ну, давай сейчас позову медсестру, и она поможет тебе сесть в каталку.
– Не нужно, я сам. – Послышалось рядом. Я подняла глаза и почувствовала, как лицо тут же просияло. Виктор… Он вообще ходит домой? Или так и живет тут, рядом с моей палатой?
– Ну, как хотите. Ладно, выходите. – Врач кивнул нам и ушел.
Я несмело коснулась рукой такого дорогого лица.
– Привет. Ты что ночуешь здесь?
Он улыбнулся и поцеловал мою ладонь, от чего по телу пробежал морозок. Как он это делает?
– Нет, – ответил, – уже не ночую. Первый день после операции ночевал, а теперь уже нет. Ты очень важна для меня, и мне просто необходимо знать, что с тобой всё будет хорошо. Ну? Идем домой? Там мама ждет, я уговорил ее дождаться дома, приготовить что-то вкусненькое.
Я засмеялась. Мама… Виктор ей раньше не нравился, а теперь они чуть ли не лучшими друзьями стали.
– Ты теперь ей нравишься уже, – сказала. – Вижу, вы даже подружились.
– Еще бы! У нас ведь много общего.
– И что же это? Не припоминаю, чтобы моя мать любила спорт, а тем более баскетбол.
– Нет, это не спорт. Мы просто очень сильно любим одного и того же человека, это нас сближает.
Мне захотелось плакать. Как же я его… люблю… Уткнулась ему в шею и крепко обняла. Мой. Теперь мой.
– Я тебя тоже сильно люблю.
Почувствовала, как он почему-то напрягся и тяжело вздохнул. Непонимающе отклонила голову и посмотрела в глаза, в них проскользнула какая-то горечь и отчаяние, снова это раскаяние, как тогда, при первых встречах. Что это? Даже не по себе стало как-то.
– Лен… – сказал тихо. – Я должен тебе кое-что сказать… Лен…
– Что?
– Я…
И снова молчание. Ну что? Такое чувство, что он попрощаться хочет навсегда. Нет, этого не может быть.
– Что?
– Ничего, Лен. Пойдем домой. Я тебя люблю.
Отлегло от сердца. Сразу же забыла, что что-то недоговоренное осталось между нами. Это всё не имеет значения. Главное, что он со мной, что он мой. Он поднял меня на руки, как пушинку, осторожно, невесомо. Не усадил в каталку, снес на руках к такси. Я просто не знала, что сказать от этого. Всю дорогу домой легонько гладил по голове, которую я положила ему на плечо. Так уютно и хорошо. Вот бы так всю жизнь.
– Вить, а почему ты за рулем не ездишь? У тебя же, вроде есть права.
Не знаю, почему спросила, просто интересно стало. Права я его видела, но ни разу не видела, чтобы он садился за руль.
Он как-то вздрогнул и повернул голову к окну.
– Не езжу и не езжу. Да и машины у меня уже нет. Я ее продал.
– Зачем?
–  Какая разница? Не нужна мне машина, я люблю пешком ходить. И вообще…
– Эти деньги тоже пошли мне на операцию, да?
Он только крепко меня обнял.
– Ленка, не заморачивайся. Главное, что с тобой теперь всё будет хорошо.
И я поверила. Просто поверила, что теперь всё будет хорошо. Не только со мной, но и с нами. Ведь он же меня не бросит, он будет со мной, потому что… нужен мне.

Этот день действительно самый чудесный. Мама приготовила мой любимый салат и заварные пирожные. Мы долго обсуждали, как я буду проходить курс реабилитации, мечтали, как потом всё будет хорошо. Я играла на гитаре и чувствовала себя счастливой. Потом Виктор уложил меня в постель и еще долго сидел рядом, играя с моими волосами и рассказывая что-то. Я засыпала, думая о том, что больше всего на свете хочу даже не того, чтобы снова пойти, а чтобы в этот момент он был рядом со мной, чтобы я ступила свой шаг к нему и упала в его объятия. Это он вернул меня к жизни, он – мой добрый волшебник, ангел-хранитель, мой Виктор.

…8…
Я трус. Всё-таки я трус. Тогда, месяц назад, в больнице у меня была возможность всё сказать Лене, признаться в своем преступлении. Ждать ее наказания или прощения. Но я струсил. Не смог вымолвить того, что это я виновник всех ее бед, всей боли и страданий. Она так насторожено и нежно смотрела на меня. Просто язык не повернулся сказать, что я – ее мучитель. Не смог… Теперь нужно забыть, просто забыть. Она никогда не узнает об этом, а я сделаю всё, чтобы ей больше никогда не было плохо, я землю грызть для этого буду, руки разбивать в кровь, но она будет здорова и счастлива.
Вот уже месяц мы делаем упражнения. Я восхищаюсь тем, как эта хрупкая девочка превозмогает боль, стискивает зубы и движется к цели. Мне больно вместе с ней. Но мы идем вперед. Она будет ходить! Делает неимоверные успехи.
– Солнышко, как ты? – спросил я после очередной тренировки, вытирая испарину с высокого лба.
Она улыбнулась так солнечно и радостно, будто ей никогда не было плохо.
– Хорошо всё… Я могу уже больше шевелить ногами. Еще немного… Я чувствую, что еще немного.
Девочка моя! Я крепко обнял ее и целовал щеки, губы, лоб. Да, ты обязательно всё одолеешь. Иначе я просто не смогу жить.
– Да, конечно, еще немного, – сказал тихо. – Нас такси ждет. Я тебя отвезу домой.
– И останешься? Мама сегодня задержится, у нее какая-то конференция в универе. А мне будет скучно одной.
Жалобно посмотрела на меня и невинно захлопала ресницами. Я улыбнулся. Как же я ее люблю… Легко подхватил на руки и направился к такси. Мне нравилось носить ее на руках. Как ребенка. Нравилось, когда она обвивала мою шею руками, чувствовать ее легкое дыхание на своей щеке и шее.
– Конечно же, останусь. Кстати, у меня есть для тебя одна новость. Можешь меня поздравить.
– С чем же?
– Одному журналу нужна была модель для рекламы спортивной одежды. Я сходил на кастинг и прошел.
– Серьезно? Ух ты! Это же ты теперь известным станешь.
– Вряд ли. Но это интересно, и гонорар достаточно высокий. А еще я буду красоваться на страницах глянца, – сделал гордое выражение лица и чуть не рассмеялся.
– Да… И на тебя будут смотреть разные женщины и…
– Ты ревнуешь?
– Нет. – Лена демонстративно отвернулась, но тут же повернула голову обратно и захватила мою губу, целуя. – Да. Ревную.
– Пока не к чему. И не будет к чему.
Я легонько подул на ее волосы и поцеловал висок. У тебя никогда не будет причин для ревности, для обиды, для боли. Я и так слишком много тебя заставил страдать. Теперь этого больше не будет.

Мы лежали в ее комнате. Было так тихо, что я слышал, как стучит ее сердце. Молчали, но ничего не нужно говорить. Нам и так хорошо.
– Я пить хочу, – прошептала.
– Принести тебе сок?
– Да, принеси, только помоги мне сесть. Надоело лежать уже.
Я опустил ее ноги на пол, слегка коснулся носа губами и ушел на кухню. Только налил сок в стакан, как услышал крик Лене. Стакан упал на пол, разлетевшись в дребезги, а я тут же бросился в комнату. Застыл на пороге. Она стояла. Держалась за тумбочку так, что костяшки пальцев побелели, ноги дрожали, но она стояла. Смотрела на меня большими влажными глазами и повторяла:
– Я стою… Стою. Стою…
Да, ты стоишь! Она стоит. Я подлетел к ней, схватил в объятия, зарываясь лицом в светлые волосы. Осторожно усадил на кровать, пока не упал от волнения и приятного шока.
– Да, милая, да. Ты стоишь, теперь ты пойдешь. Мы будем учиться ходить. Всё теперь будет в порядке.
Она обнимала меня за шею и теснее прижимала к себе. Я целовал ее лицо, сцеловывал сбегавшие от счастья слезы. Моя хорошая. Моя… Моя… Ласково провел по спине ладонью. Лена застыла на минуту, заглянула мне в глаза и всё… мир перестал существовать. Я медленно приблизился к ее губам, коснулся осторожно, целуя нежно и медленно, постепенно углубляя, чувствуя, как через этот поцелуй передаю ей всю свою страсть. Красивая… Желанная… Почувствовал, как она отдается в этом поцелуе с таким же желанием, словно впервые. Играет с губами, прижимается к ним так, что дыхание захватывает. Я провел пальцами по оголившемся животу, ощутил горячую гладкую кожу. Лена напряглась и вздохнула, заглушая тут же этот вздох поцелуем. Ее маленькие ладошки неспешно пробрались под мою футболку, вызывая во всем теле мелкую дрожь. Безумная… Самая… дорогая. Подняла руки, позволяя избавить ее от майки, открывая моему взгляду то, что я мечтал увидеть, но не смел даже думать об этом. Наслаждался каждым сантиметром пылающей кожи, прокладывал губами дорожки из мелких поцелуев, обжигал дыханием, с ума сходил от запаха. Одежда по очереди падала на пол. Осторожно снял ее штаны, стараясь не причинить дискомфорта. Что я делаю? Возможно, рано еще… Возможно.
– Лена… – прошептал ей в шею. – Возможно, мы спешим. Тебе, возможно…
Она притянула меня к себе еще ближе, опаляя губы поцелуем.
– Нет… Всё хорошо… Всё так и должно быть…
Мир исчез окончательно. Только ее желанное тело, ее вздохи, которые я ловил губами. Ее бессвязные слова… Близко… Очень близко… тесно… Мы – одно целое. Моя, моя… Моя…
– Я так тебя люблю, – шептал ей потом на ухо, лаская плечи и руки.
Она прикрыла глаза и молча улыбалась.
– Спасибо тебе, – сказала вдруг. – Я такая счастливая. Самая счастливая…
– Я тоже. Но мне нужно идти уже. Сейчас мама твоя, наверное, придет. Не очень удобно будет, если она нас так застанет.
Лена засмеялась и укрылась пледом по шею.
– Да. Иди, но знай, что я буду очень скучать.
– Я тоже. До завтра.
Быстро оделся и, подарив последний поцелуй, покинул квартиру, в которой уже давно оставил свое сердце, душу и разум.

Так легко и хорошо я себя давно не чувствовал, но возле дома меня ждал сюрприз. Еще издали я увидел знакомую фигуру, и хорошее настроение тут же исчезло.
– Здравствуй, Виктор, – поздоровался Андрей, но руки не протянул, да я и не сильно жаждал этого рукопожатия.
– Здравствуй, – ответил холодно.
– Ты что-то совсем забыл о старых друзьях.
– Я занят сейчас.
– И чем это? Или кем? Той девкой из-под колес? Выжила? Странно. Это ты из-за нее бросил мою сестру. Наташке это сильно не понравилось. Неужели эта ущербная стоит того?
Я сжал кулак. Зачем он пришел?
– Не твое дело, – сказал резко. – И вообще не смей о ней говорить.
– Ладно, это твое дело. Любишь экзотику – балуйся. Бывают же извращенцы, которых инвалиды возбуждают…
Договорить он не успел, потому что его остановил мой удар в челюсть. Не сметь говорить такого! Андрей этого явно не ожидал.
– Ты что, с ума сошел? – крикнул, сплевывая кровь.
– Не смей о ней говорить. Это из-за тебя мы ее бросили, а должны были помочь. Я мог помочь ей еще раньше.
– Да? А, может, тебе напомнить из-за кого ей эта помощь понадобилась? И не надо меня винить. Ты такой же трус и подлец, как и я. Мы вместе ее бросили, но сбил ее ты.
Эти слова резанули по больному. Да, я… И никогда, наверное, не смогу об этом забыть.
– Зачем ты пришел?
Андрей еще раз сплюнул.
– Вообще-то ты мне денег должен. Они мне нужны сейчас.
– У меня сейчас нет. Через неделю дадут гонорар за рекламу, и отдам.
– Еще неделя? Виктор, ты слишком затягиваешь.
– Через неделю отдам. И на этом можно будет считать наши отношения законченными.
–Как хочешь. Только вот ты Наташку сильно обидел, связавшись с этой девкой. Я думаю, что она этого так не оставит. Моя сестра вообще злопамятная женщина. И я ее понимаю.
У меня рука снова сжалась в кулак.
– Уйди. Думаю, мы всё решили.
Я обошел его и с грохотом закрыл дверь подъезда. Пытался прогнать чувство вины, разбуженное Андреем. «Ты такой же трус и подлец…». Нет, нет, я не такой. Но я не могу ей признаться. Если я это сделаю, то потеряю ее навсегда. Она не простит. А я не могу ее потерять. Она никогда не узнает.

Ты такая и есть))) а "Та которая уходит в дождь" в самом деле твой любимый? Я и не знала...

…9…
Кажется, всё налаживается. Происходит именно так, как я читала в сказках. Принцесса попала в беду, но тут появился принц и спас ее. Я уже хожу достаточно хорошо, на костылях даже спускаюсь во двор. Конец июля, солнце очень ярко светит и опаляет лучами. А мне в теньке хорошо, рифмую что-то в уме и жду. Он же придет… Я знаю. В тот день, когда я смогла встать на ноги, случилось то, что еще больше уверило меня, что я безумно влюблена и просто не смогу без этого мужчины. Я не видела его всего день, потому что вчера тренировка затянулась, а кажется, будто не встречались уже месяц. Как же я скучаю! Глупая… Сама себе удивляюсь. Разве можно чувствовать такое необъятное чувство? Такое всезаполняющее и острое. Без него словно не дышу и не живу.
К дому подходила какая-то брюнетка в очень дорогом и модном платье, это было видно сразу. Я равнодушно подняла на нее глаза и тут же снова окунулась в свои мечты, рисуя в голове картину нашей с Виктором сегодняшней встречи. Счастливая я. Только мои мечты прервала та же самая брюнетка, подойдя и оценивающе осматривая меня. Я даже как-то стушевалась под колючим взглядом практически черных глаз. Вопросительно посмотрела на нее.
– Здравствуйте! – в ее ровном голосе звучали металлические нотки.
– Здравствуйте, – тихо ответила я.
– Вы же Лена, да?
Я еще больше удивилась, но утверждающе кивнула.
– Да, меня Леной зовут.
– Кулёмина?
– Д-да… А вы?..
Она презрительно усмехнулась и изящным движением откинула темную гриву.
– Я подруга Виктора.
– Подруга?
– Да, но дело не в этом. Я не пришла устраивать сцены ревности. То, что между вами было, не имеет значения. Тем более, что он мне не нужен, он не достоин меня.
– Зачем же вы пришли? – спросила, сама не узнав своего голоса.
– Я думаю, что тебе будет интересно узнать одну вещь, Лена. Ну, кроме того, что Виктор должен мне и моему брату некоторую сумму, а отдавать не собирается пока. Ну да, у него же нет денег, он же всё потратил на вот это. – Пренебрежительно указала на мои ноги. – Наверное, чувство вины замучило окончательно. Еще бы! Сначала искалечить, а потом из-за жалости и угрызений совести все деньги истратить да в любовь играть.
Я ошарашено уставилась на нее, не понимая ни слова. Что за бред несет эта женщина? О чем она вообще говорит? А где-то глубоко внутри уже начинал разливаться холодок. Что-то не так.
– Я вас не понимаю.
– Ха! Не понимает она! – девушка фальшиво рассмеялась. – А что тут понимать? Ты помнишь тот вечер, когда тебя сбила машина? Нет? Помнишь, конечно. Такое не забудешь. Так вот, я сидела в этой машине, я видела тебя в луже крови на асфальте.
Я вздрогнула и вцепилась пальцами в скамейку. Что она говорит?
– Я не понимаю… – повторила срывающимся голосом.
Пробрал озноб….
– Не понимаешь… Сейчас поймешь. Я действительно находилась там. А знаешь, кто был за рулем? Знаешь? Твой излюбленный Виктор. Что ты смотришь на меня, как умалишенная? Да, Виктор был за рулем, это он тебя сбил. Это ты из-за него такая. И мы уехали, чтобы никто не увидел. Но он слабак, жалость его погубила. Все деньги на тебя выкинул теперь. Даже не знаю, как нашел тебя, но нашел. Радуйся теперь, он, наверное, искупил уже всю свою вину.
Я смотрела на нее, как громом пораженная. Что она говорит? Я не понимаю. Не хочу понимать. Этого не может быть! Это не правда! Не правда… Мой Виктор, он же… Он не мог такого сделать со мной, он не мог так притворяться. Не правда…
– Это не правда, – сказала чужим голосом.
Брюнетка только усмехнулась и надела черные очки.
– Твое дело, верить или нет. Но я считаю, что ты должна знать об этом. Что ж, пока!
Я смотрела, как она уходит, и меня была дрожь, как в лихорадке. Это не правда… Виски сдавило, а грудь словно резали на живо. Как же это? Если хоть слово из этого правда, тогда… Тогда тот человек, которого я проклинала, которому желала всех мук ада, и есть мой Виктор. Господи… Это в голове не укладывается. И как он мог? Как мог вот так знать, что это его вина, и равнодушно вести себя, просто притворяться другом? Как он… Он пришел вину свою замаливать и практически замолил. Вот так и ушел бы, уверившись, что я хожу. И это всё? А мои страдания? Он думал о них? Или ему было всё равно? Мне казалось, что голова просто взорвется от путаных мыслей. Я с силой сжала ее в ладонях. Нет! Нет, нет. Это ложь. Эта женщина лгала. Такого просто не может быть. Он не мог быть таким жестоким. Он же мой Виктор…
Слабо помнила, как поднялась в квартиру. В голове постоянно крутились резкие слова брюнетки. И теперь мне казалось, что я что-то понимаю, что-то припоминалось. Вот его взгляд, как только мы впервые встретились. Тоскливый и страдальческий. Вот это постоянное раскаяние в глазах… Будто виноват в чем-то. А те его недомолвки. Несколько раз хотел что-то сказать, но останавливался. Неужели… Его мертвецкая бледность тогда, в моей комнате. Что он там увидел? Почему так расспрашивал о том, что со мной произошло? Господи… Этого не может быть… Он ужасный человек, он не человек. А я… Как же я теперь?
Только теперь заметила, что слезы ручьями сбегают по щекам, а я их даже не вытираю. Как теперь быть? Как жить дальше, если это правда? Как простить? Не смогу такое простить. Такое не прощается. Я разбиваю свое сердце, разрываю на мелкие части. Я себе причиняю боль, но простить не смогу. Если это правда…
…10…
Есть ли у мужчины интуиция? Возможно, даже больше, чем у женщины. Когда я поднимался к знакомой, родной квартире, в моей груди словно стальными щипцами сжимало. Я чувствовал, что что-то не так, только пока даже представить не мог, что и насколько не так…
Лена открыла дверь, медленно, слишком медленно, с каким-то непонятным обречением. Я испугался. На меня смотрело бледное лицо, в глазах четко вырисовывалось страдание, боль, просьба… просьба о том, чего я теперь не мог дать. О чем она просит? Я еще не знал… Я улыбался, когда жал на звонок, но при виде ее рассеянного взгляда и побледневшего лица просто застыл.
– Лена… – выговорил негромко. – Что-то случилось? Ты такая…
– Какая? – голос, охрипший от слез, звучал глухо.
Я протянул руку, чтобы привлечь к себе и обнять, но она слишком резко отклонилась и чуть не упала, вовремя схватившись рукой за тумбочку. Тревога с силой забурлила в груди, отдавая стуком в висках.
– Лен… Что такое? Что с тобой?
Она крепко зажмурилась и закусила губу так, что я четко увидел на ней капельки крови. Потом резко распахнула глаза и посмотрела так, будто хотела прочитать мою душу, что-то вытянуть из нее, понять то, чего не знала до сих пор.
– Витя… Скажи мне, скажи, почему ты не водишь машину?
Я вздрогнул и крепко сжал руку в кулак. Зачем этот вопрос?
– Я же говорил. Не люблю.
– Не лги мне, – прозвучало надломлено, будто стекло треснуло. – Почему? Почему ты не водишь?.. Ты… Это ты?..
– Что я? – Догадка мерзким холодом закралась в душу.
– Ты… Это ты… Цветы… Да, точно, это же ты мне цветы присылал. Да? Ты же…
– Цветы… Лен…
– Да. Господи!.. Это ты. Столько цветов. Ты думал, что так искупишь свою вину? Вину… Ты чувствовал себя виноватым? Ты…
Я замер. Холод охватил всё тело, пробегал морозом по позвоночнику, в ушах звенело. Нет… Нет, только не так… Откуда она узнала?
– Лена, ты не…
– Скажи мне, – взмолилась, вытирая ручейки слез со щек. – Скажи, что я ошибаюсь, что она солгала, что это не ты, что…
– Кто солгал?
– Она, брюнетка… Подруга твоя или не знаю, кто. Скажи, что ты не виноват, что ты не был тогда за рулем. Скажи мне это!
Надежда на то, что я просто что-то не так понял, рухнула мгновенно. Она узнала. Узнала, теперь больше ничего не будет. Вообще. Брюнетка… Наташка. Она обещала отомстить и отомстила. Конец. Показалось, что земля уходит из-под ног.
– Лена, – я осторожно взял ее за руку, перебирая холодные пальцы. – Ты… Я… Я не знаю, что тебе сказать. Ты не представляешь, как я себя чувствовал, как я… Я спать не мог, я хотел что-то сделать, а цветы… Я просто не знал, как к тебе придти, как сказать, что я виноват…
Она резко выдернула руку и закрыла лицо ладонями.
– Нет… Нет, нет. Не говори ничего. Не говори этого! Нет! Как же ты… Как ты потом мог быть рядом и так искренне заботиться обо мне? Ты жалел меня? Ты… ты избавлялся от чувства вины? А всё это… твои слова о любви, твои… Господи… Наши ночи… Это что, лишь элемент искупления вины? Ты…
– Не говори так.
– Как не говорить?! Ты… Ты мне жизнь искалечил, а потом пришел и притворялся другом, играл в любовь. Я из-за тебя жить не хотела. Мне ничего не хотелось, я проклинала и тот вечер, и того водителя, я рассказывала тебе, а ты… Ты слушал… Что ты чувствовал тогда? Облегчение? Как ты мог быть рядом и так спокойно себя вести? Как??? Наверное, тебе это нужно было, чтобы очистить свою совесть, чтобы успокоить ее… И ты очистил. И операция, и дружба, и реабилитация, и… и любовь. Давал мне надежду, чтобы потом что? Чтобы оставить, уверившись в том, что я жива? Ты… ты хуже, чем я могла представить.
Каждое слово больно хлестало меня, словно холоднее капли дождя по лицу. Неужели она думает, что я настолько циничен, чтобы так себя вести лишь ради успокоения своей души? Да, она так считает… Попытался снова взять за руку, но она шарахнулась, как от прокаженного.
– Не трогай меня! Я не могу это понять. Я не могу это переварить. Уйди…
Я сделал шаг к ней и рухнул на колени, обнимая за ноги. Нет, нет, только не прогоняй! Не прогоняй меня… Я не смогу жить вдали от тебя. Прижался лбом к ее животу, не давая возможности высвободиться.
– Лена… Лена, прости меня. Ты не представляешь, как я себя чувствовал всё это время. Я просто не жил, я едва существовал. Я боялся, боялся, что ты никогда меня не простишь. Я не смог сказать. Но больше ни в чем я не лгал, все мои чувства правдивы… Прости меня, прости…
Услышал ее шумный вдох и почувствовал, как вздрагивает хрупкое тело.
– Нет… – прошептала. – Я не могу… Я не могу простить того человека, который сбил меня и оставил умирать на дороге, сбежал… Того труса, который вместо того, чтобы придти и посмотреть мне в глаза, присылал цветочки. Того, кто… кто… кто видел в отношениях с несчастной девушкой-инвалидом способ искупить свою вину. Я не могу. Тот вечер всегда будет стоять между нами. Тебе никогда не искупить свой поступок. Никогда… Деньги, цветы и все слова о любви не смогут затереть в моей память тот ужас, что мне пришлось пережить.
Я еще крепче обхватил ее ноги, покрывая поцелуями сквозь ткань одежды живот и бедра. Не прогоняй…
– Лена… Я прошу тебя, не прогоняй, только не прогоняй. Ударь, кричи, убей, только не прогоняй. Я не смогу без тебя, не смогу.
Она с силой уперлась в мои плечи, отталкивая. Наконец, ей это удалось, и она отступила на несколько шагов, придерживаясь стены.
– Уходи… – едва слышно, самими губами. Больше говорили ее глаза, чем губы.
Я поник под этим взглядом, ссутулившись, вышел за порог. Дверь захлопнулась сразу же. Еще раз двинулся туда, но наткнулся только на твердую поверхность. Медленно опустился по ней на пол, прислонившись лбом к холодному дереву. Не прогоняй… Прости меня.. Прости… Прости…
Так не должно было случиться. Она не должна была узнать. На что я надеялся? Если б не Наташка, то Лена узнала бы иным способом рано или поздно. А все равно узнала бы. Она никогда не простит меня. И это правильно. Я гад, трус, просто слабохарактерный. Ни на что другое, кроме этого, не заслуживаю.
Прости, прости…

Мне самой их всех так жаль...

А не много будет?))))