Спасибо, милая))   Никто ко мне не приходит...

3.
После того дня рождения во мне будто что-то перевернулось. Я стала избегать встреч со Степновым. Поэтому перестала бывать у них дома, не заходила к Машке, даже пыталась переводить разговор, когда она говорила о своих родителях. Я не понимала внятно, что со мной творится. Только начали сниться странные сны, в которых неизменно присутствовал он, отец моей подруги. Будто тем танцем с ним я что-то открыла, освободила какую-то темною сторону моей души, и теперь она сводила меня с ума.
– Лена, – Машка толкнула меня в бок, отвлекая от невероятно занятного дела – грызения ручки с очень умным видом.
Я подскочила, как и всегда в последнее время. Я слишком много думала об одном и том же и уходила от окружающего мира, поэтому неадекватно реагировала, когда ко мне обращались.
– Что? – спросила шепотом, чтобы не привлечь внимания англичанки, распинавшейся о Великобритании.
– Поедешь с нами на дачу на майские праздники?
Мое сердце пропустило удар, и я отвернулась. Ну вот почему? Будто специально… А я не хочу с ним встречаться, не могу. Я боюсь того неизвестного, что горит во мне.
– Маш, я не знаю… Учиться надо, ЕГЭ же не за горами.
– И давно ты стала так учебой увлекаться? Тем более, это только на два дня. Отдохнем, шашлыки пожарим. Ты же знаешь, какие мой папа шашлыки делает, пальцы можно съесть вместе с мясом.
– Да, знаю… Твой папа…
– Так что? Ну пожалуйста, пожалуйста. Что я там без тебя делать буду?
Она умоляюще заглянула мне в глаза и так мило похлопала ресницами, как умела только она одна. Это не могло не вызвать улыбку, перед этим уступали даже мои самые большие страхи.
– Ладно, шантажистка. Куда я от тебя денусь?
– Кулёмина и Степнова! – голос англичанки уже не предвещал ничего хорошего. – Что вы такое интересное обсуждаете? Поделитесь с классом? Это, наверное, географическое расположение Великобритании. Да, Кулёмина?
Я обреченно поднялась, пытаясь вспомнить, где эта Британия находится, хотя бы на родном языке, не говоря уж об английском. Ничего не получилось, поэтому Маше, как всегда, пришлось принимать удар на себя, рассказав и о Великобритании и вообще чуть ли не о половине Европы.
Я же снова медленно погрузилась в свой замкнутый круг размышлений. Возможно, я слишком много фантазирую. Нужно поехать на дачу, и всё будет, как раньше. Обязательно всё будет, как раньше.
Ошибалась. Еще сама не знала, насколько сильно ошибалась. Как раньше, уже не будет никогда… И я поняла это очень скоро. Мир вокруг меня изменился. Я изменилась. Я начала чувствовать, чувствовать по-взрослому. Слишком по-взрослому…
Субботы ждала с противоречивыми чувствами. С одной стороны так хотелось окунуться в ту атмосферу тепла и непринужденности, которая существовала только в этой семье, а с другой… С другой понимала, что… что будет очень сложно. Ждала как чего-то неизбежного и одновременно желанного.
Как только мы все сели в машину, я уставилась в окно, стараясь стать незаметной. И уже с первой секунды пожалела, что поддалась уговорам Маши. Семейство Степновых о чем-то весело и оживленно разговаривало. Я же не могла разобрать ни слова, из всего вылавливала только низкий мужской голос, от которого неизвестно почему начинали мурашки бегать по коже. Почему? Раньше же такого не было! Или я просто не задумывалась над этим.
– Ленка!
Я в который раз вздрогнула, как от удара. Маша удивленно смерила меня взглядом.
– Лена, ты какая-то странная. Постоянно выпадаешь из жизни. Влюбилась что ли?
Я вспыхнула и потупила взгляд.
– Не говори глупостей, – пробормотала. – В кого я могу влюбиться?
– Откуда мне знать? Только ведешь себя совсем как самая настоящая влюбленная девица.
– А ты-то откуда знаешь, как они себя ведут? – засмеялась я, чтобы перевести разговор.
– Я многое знаю, – показала мне язык. – Так что колись! Кто наш прекрасный принц? Дима? Саша? Андрей? Вот Андрей тебе давно глазки строит…
– Нет никого. Успокойся. Они мне неинтересны…
– А кто тебе интересен? – хитро сощурила глаза.
Я невольно сглотнула и пробежала взглядом по салону автомобиля. Черт! Что за допрос с пристрастием? Такие невинные, обычные девчачьи вопросы, а я трясусь, как в суде.
– Никто, – буркнула и снова отвернулась к окну.
Влюбилась… Я влюбилась? Нет! Это не так. Я не могла. Я же не могла… Это же ненормально. Он же отец моей подруги, я сама могла бы быть ему дочерью, он старше меня на двадцать лет… Я не могла… Но почему же так болит в груди и эта боль такая сладкая?
Прислонилась горящим лбом к прохладному стеклу и прикрыла глаза. Из динамиков звучала какая-то глупая песня. «Всё проходит, как простуда, через две недели…» – вещала певица. Всё проходит… Надеюсь, что пройдет. Через две, три недели или через месяц, но пройдет. Забудется. Я просто немного сошла с ума, но скоро приду в себя. Найду себе мальчика своего возраста, какого-нибудь зануду и буду с ним встречаться. Тогда с чистой совестью смогу сказать Машке, почему постоянно где-то летаю. Всё пройдет…

4.
Я сидела недалеко от дома и смотрела, как Степнов раскладывал шашлык на мангале. Все движения ровные, умелые. Будто всю жизнь этим занимался. Хотя, кажется, в их семье шашлыки всегда делал именно он и делал отменно. Да он многое делал, даже иногда чисто женскую работу, как приготовить обед, помыть посуду, постирать. Я удивлялась поначалу. Мой отец не знал, с какой стороны подойти к стиральной машинке, а посуду помыл бы, наверное, только тогда, когда в доме не осталось бы ни одной чистой тарелки.
Машка с матерью резали салат, а поскольку еще одного ножа не было, меня освободили, и я просто бездельничала. Вернее я продолжала себя мучить, не в силах оторвать взгляд от сильных рук, ловко орудующих шампурами и углями. Я казалась себе окончательно пропащей. С наслаждением мазохиста прощупывала глазами каждый миллиметр смуглой кожи, сотый раз возвращалась к высокому лбу и небесным глазам, скользила вниз по рельефной груди, обтянутой тонкой футболкой. Как только никто не заметил моих бесстыдных разглядываний? Я совсем безумная…
– Лен, мы уже справились, теперь осталось ждать, когда мясо приготовится, – присела рядом Маша.
Я улыбнулась. Хорошо, что она пришла, а то я б себя совсем убила, прокручивая одно и то же.
– Чем займемся пока? – спросила я, надеясь, что то, что она предложит, отвлечет меня окончательно.
– Не знаю. Хотя… – она задумалась на минуту. – У меня тут кое-что есть. Я сейчас.
Девушка скрылась в доме, я только удивленно проводила ее взглядом. Через секунду она появилась опять, неся квадратную доску со стрелочкой и большую ткань с разноцветными кругами. Я даже рот открыла. Откуда у нее это? Помню, как хотела в детстве Твистер. Но мне так и не подарили, поскольку всё равно было не с кем играть.
– Сыграем? – Маша расстелила ткань на траве.
У меня даже глаза загорелись. Будто очень давняя детская мечта сбылась.
– Да! – Я подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Мама, папа! – позвала родителей Маша. – Сыграете с нами? Мы же играли раньше. Помните?
– А как же! – засмеялся Степнов, и меня снова обсыпало жаром. – Ты мне всегда проигрывала.
– Сегодня я выиграю, – показала отцу язык. – Будем играть парами?
– Давайте. Я с матерью, а ты с Леной. Всё справедливо.
Машка быстро помотала головой.
– Нет, нет. Так неинтересно. Давайте выберем пары жеребьевкой.
Это мне уже перестало нравиться, и я напряглась. Что она удумала?
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
– Будем тянуть соломинку. Сейчас возьму две длинные и две короткие. Какие кому попадутся, те и будут в парах. То есть, длинная соломинка с длинной, а короткая с короткой.
В ту же минуту она подтвердила свои слова действиями. Нашла четыре соломинки и две с них переломала напополам, перемешала и протянула мне. Я вытянула длинную и теперь с нетерпением ждала, что же вытянет Машка, чтобы успокоиться и вздохнуть с облегчением. Но она не спешила сама тянуть, а поднесла руку к матери. Короткая. Когда пришла очередь Виктора, я надрывисто вдохнула и сжала руку в кулак. Только бы короткая, только бы… Он, улыбаясь, взял соломинку. Длинная. Мне показалось, что я упаду в обморок. И как мне теперь играть?
– Вот и пары организовались, – довольно провозгласила Маша. – Кто первый будет называть?
Я тут же вцепилась в доску, как в последний шанс на спасение, и уселась на траву.
– Мы. Мы первые будем загадывать. Идите уже со Светланой Ивановной к полю.
Их игра продолжалась не долго. Машка еще держалась, а вот ее мать быстро запуталась в своих руках и ногах, тут же упала и потянула за собой Машку.
Вот и наша очередь.
– Ну что, Ленка, покажем этим салагам, как нужно играть? – подмигнул мне Степнов. Я только слегка кивнула, чувствуя, как начинают трястись руки и пересохло в горле.
– Значит так, Лена… – торжественно выговорила моя подруга. – Правая рука на синий.
Я поставила руку на синее пятно.
– Папа, левая рука на желтый.
Его рука совсем рядом. Я чувствую едва ощутимое касание к своей коже.
– Правая нога на зеленый.
Я, страшно краснея и стараясь не упасть, протянула ногу за спиной Виктора.
– Левая рука на красный.
Как огнем обожгло касание его руки к моей спине. Чувствую, как вдоль позвоночника заструился пот, а его тело так близко, практически обнимает меня.
– Левая нога на желтый.
Я еще ближе…
– Правая рука на синий.
Теперь я в ловушке из его рук. Чувствую его дыхание у себя на шее. Волна за волной накатывает уже знакомое неизвестное чувство, заставляющее то краснеть, то бледнеть, хватать ртом воздух, чтобы не задохнуться. Его близость, его запах, жар его тела… Господи! Машка, сама того не ведая, устроила для меня самую адскую пытку.
– Лена, левая рука на зеленый.
Я через силу переставила руку и оказалась вплотную к нему. Глаза в глаза. Воздух закончился… Пытаюсь не смотреть в синие, как небо, глаза. Пытаюсь не думать, не ощущать… Не… Сердце бешено мечется в груди. Не выдерживаю, теряю равновесие, падая на Степнова. Задержалась всего на несколько секунд, но этого хватило, чтобы всё тело пронзили электрические разряды. Тут же подхватилась и отошла подальше, присев возле Машки.
– Ну как? Мы выиграли? – попыталась спросить ровно, но голос всё равно дрогнул. Пусть… Всё спишут на игру.
– Да, выиграли, – она наигранно надула губки.
– Я же говорил, что не нужно соперничать с отцом.
Виктор шутливо щелкнул дочь по носу, вызывая ее улыбку.
Я незаметно ускользнула от них и спряталась за домом, прислонившись спиной к стене. Успокоиться. Только успокоиться. Выровнять дыхание. Это слишком… Всё слишком. Прижала руки к груди, пытаясь остановить неистовое сердцебиение. Больше никогда… Никогда даже близко к нему не подойду. Иначе просто умру или рехнусь окончательно.
Не знаю, сколько меня не было, но, когда я вернулась к семейству Степновых, шашлыки как раз дожарились.
– Ты где была? – спросила Маша, облизывая пальцы от вкусного соуса.
Я пожала плечами.
– Да я… Нужно мне было.
Весь дальнейший день и вечер прошли спокойно. Я пыталась просто болтать с Машкой, не смотреть в запретную сторону, то есть туда, где Степнов обнимал свою жену или просто сидел, перебирал струны гитары. Он так красиво пел. Я бы слушала целыми днями, да я бы и просто так слушала, даже если б он вообще петь не умел…
– Пап, спой что-нибудь, – тихо попросила Маша, будто прочитала мои мысли.
– Что спеть?
– Что хочешь. Что-то красивое.
Он улыбнулся и коснулся пальцами струн. Я замерла… В следующие несколько минут мне казалось, что во мне всё переворачивается, что его голос раздирает мою душу на лоскуты… Каждое слово оставляло тавро на ней…

Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.

В груди защемело, а глаза наполнились слезами.

Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.

Вдоль позвоночника повеяло холодком, и всё тело покрылось мурашками. Не могу больше…

В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно?..
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?..
Украду, если кража тебе по душе, -
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!

Я не чувствовала, как слезы текут по лицу, как в них отражается пламя костра. Я ничего не видела и не слышала вокруг, кроме бархатного низкого голоса.

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!

Я бы согласилась. На всё, что угодно, лишь бы рядом, лишь бы хоть раз, лишь бы… Нельзя. Ничего нельзя. Поспешно вытерла слезы, пока никто не заметил. Хватит уже. Пора прекращать это.
По дороге домой я не проронила ни слова. Делала вид, что сплю. Стало понятно одно – я заболела, а лечиться можно только одним способом, перестать видеть причину своей болезни. Забыть, не думать, не бередить это. Забыть…

5.
Я сдержала свое обещание. Нет, не забыла, но понемногу отошла от своего неистового состояния. Или мне просто казалось, что отошла. Но Степнова после тех дней на даче не видела. Всё время была занята учебой и подготовкой к выпускному, мыслями о поступлении в свой долгожданный медицинский. Почему я туда решила пойти? Не знаю, хотелось стать полезной людям, хотелось помогать. Поэтому времени на мысли о глупостях просто не оставалось.
Мы сдали последний экзамен в этот день. Теперь только отпраздновать выпускной и поступить, а потом можно отдыхать всё лето.
– Машуль, пойдем в кафе с ребятами, отметим окончание экзаменов?
Я взяла Машу под руку, направляясь к выходу из школы.
– Ага, сейчас… Подожди, телефон звонит. – Она достала из сумки телефон и, улыбаясь, поднесла его к уху. – Алло… Что?.. Я не понимаю… Не понимаю…
Телефон выпал из рук, разлетевшись на части.
Я едва успела поддержать ее, потому что она покачнулась и чуть не упала. Бледная, широко открытыми, полными ужаса глазами смотрела на меня. Она так начала трястись всем телом, что это даже мне передалось.
– Маша, что? – спросила тихо.
– Лен… Мама…
– Что с мамой?
Большие блестящие глаза наполнились слезами. Беззвучно шевелила губами не в силах выдавить из себя хотя бы один звук. Наконец, едва слышно прошептала:
– Мама… умерла…
Я еще крепче сжала ее плечи и застыла.
– Как… Маша, как?
– Я не знаю… Мне нужно домой или в больницу или… Я не знаю, ничего не понимаю…
Она, не разбирая дороги, бросилась вперед. Я успела сообразить, что нельзя в таком состоянии отпускать ее одну, и кинулась за ней.

Дальнейшие дни напоминали длинную темную ночь. Даже я чувствовала себя будто в тяжелом кошмарном сне.
Светлана Ивановна… У нее было слабое сердце, а она часто об этом забывала, не обращала внимания, несколько раз попадала с этой проблемой в больницу. Этот же раз стал последним. Ее даже не довезли туда, умерла по дороге…
Пока шла подготовка похорон, я практически не отходила от Машки. Казалось, что она не соображает, что происходит вокруг. Ей нужна была постоянная поддержка и помощь. Кто, кроме меня, мог ей это дать? Виктор Михайлович был сам не в себе, так что едва улаживал все формальности. Поэтому опорой и утешением для моей подруги стала я.
Сами похороны проходили слишком тяжело даже для меня. Машка была почти без чувств, Виктор же выглядел как тень. У меня сердце сжималось от одного взгляда на них. Вот и всё. Они лишились самого родного и дорогого человека в мире.
Уже поздним вечером все разошлись. Я сидела на кровати с Машей и легонько гладила ее по голове. Она больше не плакала, слезы как-то кончились, просто тихо свернулась калачиком, положив голову мне на колени, практически без сил.
– Машуль, ложись, поспи, – сказала я. Ей нужно отдохнуть.
Она подняла поблекшие глаза на меня.
– Хорошо. Только ты не уходи. Останься сегодня у нас, иначе мы вдвоем с папой сойдем с ума.
– Конечно же, останусь, только домой позвоню.
Я осторожно уложила подругу и укрыла одеялом. Тихо вышла в коридор и набрала номер матери.
– Мам… Мамочка, как хорошо, что ты у меня есть, – выдохнула, когда на том конце подняли трубку. – Нет, я у Степновых останусь… Я нужна здесь… Устала немного…. Да, я всё помню… До завтра, мам.
Из кухни послышался звон разбившегося стакана. Я вздрогнула от этого звука и поспешила туда.
Виктор сидел на табурете, спрятав лицо в ладонях. На столе стояла недопитая бутылка какого-то непонятного алкоголя, а осколки стопки валялись под стеной, очевидно об эту стену они и разбились.
Что я могу ему сказать? Как я сожалею, сочувствую? Что это судьба? Что нужно жить дальше? Все слова казались глупыми и ненужными. Всё было таким мелким и суетливым сравнительно с горем этого мужчины. А смотря на него, у меня самой сердце разрывалось на части. Что я могу сделать? Чем сейчас помочь?
Я тихонько подошла и успокаивающе положила ладонь ему на плечо. Он вздрогнул и поднял голову, посмотрел пустым взглядом и снова отвернулся. Он плакал… Я впервые в жизни видела, как сильный, мужественный мужчина плачет и не стыдится этого. Плачет от несоизмеримой потери в своей жизни. Осторожно присела рядом, не зная, что еще могу сделать, просто обняла, как мать обнимает ребенка, и притянула его голову к себе. Ощущала влагу от слез на своем плече, сбившееся дыхание. Потом, казалось, он немного задремал, а я всё сидела, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить его некрепкий сон.
Под утро я, наверное, сама уснула, потому что, когда открыла глаза, Виктора рядом не было, а я сидела, положив голову на стол. Из ванны доносился шум воды. Превозмогая головную боль от волнений и бессонной ночи, сварила кофе. Машка всё еще спала. Я обжигала губы горячим напитком, не чувствуя вкуса, когда за спиной послышались усталые шаги. Обернулась и негромко вздохнула… Как же он изменился за те несколько дней. Похудел, стал будто старше на несколько лет. Смотрел с грустью и благодарностью.
– Лена, – обхватил мои руки поверх чашки. – Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, что вчера сделала. Я, наверное, зря до этого воспринимал тебя как маленькую девочку. Ты гораздо взрослее и сильнее многих.
Я молча опустила глаза в чашку. Наверное, неподходящий был момент, но мне стало тепло. Хотя, за что меня благодарить? Я сделала всё, что могла, искренне, как чувствовала.
– Вам не за что меня благодарить, – прошептала.
Вместо слов он крепко обнял меня и поцеловал в макушку. Я тихо вздохнула, почувствовав, как сердце глухо забарабанило, и отстранилась.
– Я пойду домой, – поставила чашку на стол. – Маша еще спит. Пусть поспит.
Он молча кивнул, провожая меня всё тем же благодарным взглядом, от которого душа выворачивалась наизнанку.

6.
На выпускной я шла уже без Машки. Отец, переживая за ее внутренне состояние, поскольку не мог уделять ей много внимания из-за постоянной занятости на работе, да и того, что сам еще был разбитым, отправил ее на год к родной тетке в деревню. Поступление в этом году она пропускала. Но ей так было легче, она сама рада была уехать, чтобы пережить всё вдали. Очень просила, чтобы я поехала с ней хотя бы на лето, но я не смогла. Я готовилась к вступительным во всю мощь. Понимала, что ей нужна поддержка, но всё же речь шла о моем будущем, и она поняла. Уехала, правда звонила почти каждый день, мы много говорили на разные темы, она понемногу приходила в себя, и это меня очень радовало. Я сильно по ней скучала, ждала, когда же она вернется.
Лето близилось к концу. Я его так и провела в городе, успешно поступила в медицинский, и вроде всё было спокойно. Вот только о Степнове так и не перестала вспоминать. После похорон мы ни разу не пересеклись, но в моей памяти прочно запечатлились те его объятия и глубокий благодарный взгляд. При воспоминании об этом я вздрагивала и чувствовала себя так, будто… будто сделала что-то преступное в тот момент.
Я бесцельно шла по улице, думая о том, что через несколько дней мой первый учебный день в институте, что там всё будет иначе, чем в школе. Новые люди, новые товарищи, новая жизнь, новая любовь. Новая? Вряд ли… Вряд ли я смогу забыть то, что… От мыслей, вращающихся по заколдованному кругу, меня отвлек объект тех самых мыслей. Я увидела его машину. Ни секунды не сомневалась, что внутри Степнов. Слишком хорошо знала его транспорт. Сердце невольно участило свои удары, а в следующий момент чуть не остановилось вообще.
Степнов остановился возле какого-то незнакомого дома, вышел из машины, открыл дверцу, выпуская высокую стройную брюнетку. Она мне не понравилась. Не понравилось слишком самоуверенное выражение лица, слишком интимные касания к Виктору, слишком счастливая улыбка, не понравилось, что она поцеловала его в губы, сухо и быстро, но поцеловала же. Не ощущая боли, я впилась ногтями в ладонь и быстро зашагала прочь. Стало как-то гадко и неприятно. Слишком неприятно. Не так, как тогда, когда он обнимал свою жену. Нет, тогда мне было тоскливо, но я всё понимала, а теперь… Теперь было просто противно и невозможно больно в груди.
Сигнал рядом заставил меня встрепенуться и резко повернуться. Из автомобиля приветливо и всё же немного грустно улыбался Виктор. Я чувствовала, как бледнею, и в ушах начало шуметь.
– Привет, Ленка! – низкий голос. – Ты домой? Садись, подвезу.
Я молча села, хотя домой еще не собиралась, но не смогла противиться этому предложению.
– Здравствуйте, – сказала тихо.
Некоторое время мы ехали молча. Он просто следил за дорогой, а я иногда из-под челки поглядывала на него и тут же опускала взгляд, уже окончательно не понимая всёго каскада чувств, бушевавших внутри меня.
Наверное, его напрягло молчание, потому что он вздохнул и спросил:
– Скучаешь по Машке?
– Скучаю. Но мы часто созваниваемся.
Снова молчание. Я вспомнила, что происходило пять минут назад, брюнетку возле машины, и словно что-то щелкнуло в голове. Потом я не смогла объяснить той безрассудной смелости, даже глупости, но в этот момент…
– А вы, я вижу, ни по кому не скучаете. Быстро оправились, – сказала слишком резко.
Он удивленно смерил меня взглядом.
– Ты о чем? – прозвучало очень искренне.
Я завелась еще больше.
– О чем? – съязвила. – Вы не так давно жену похоронили, а уже, вижу, новую себе нашли. Не долго мучались! Хотя, наверное, так и нужно…
В следующий момент я чуть не врезалась лбом в стекло – так резко Степнов затормозил. Медленно повернув голову, я невольно отшатнулась. Когда-то синие глаза смотрели с такой яростью, что стали практически черными, скулы напряглись, а ноздри широко раздувались. Господи! Что я несу? Он сейчас меня прибьет и будет абсолютно прав.
Но он не ударил, всего лишь твердо взял за плечи и с силой тряхнул. Говорил твердо, отчеканивая каждое слово.
– Как ты можешь говорить такое? Ты! Ты лучше других должна знать, какая у нас была семья и как я любил Светлану. Хотя, что ты можешь знать? Ты всего лишь глупая девчонка. Но мне когда-то, однажды ночью, показалось, что ты умнее и взрослее иных. Сожалею, что ошибся. Да! Она умерла, но мне нужно как-то жить дальше. Мне сложно и больно, но если я закроюсь в четырех стенах, то просто сойду с ума. Я пытаюсь жить. И точно не заслуживаю, чтобы соплячка вроде тебя меня в чем-то упрекала.
Я, не мигая, смотрела на него, физически ощущая, как во мне кипит испуг, сожаление, стыд, злость, ревность… Дура! Дура я. Какой черт меня дернул нести такую чушь?
– Простите… – прошептала.
Он резко оттолкнул меня и уронил голову на руль. Я откинулась на сидение и прикрыла глаза, пытаясь унять учащенное дыхание и грохот собственного сердца в ушах. Несмело глянула на мужчину, которому только что причинила боль, практически намерено. Дура! Взялась за ручку двери, но вдруг остановилась. Дрожащей рукой потянулась к Виктору и провела по волосам.
– Простите, – просыпела еще раз. – Я действительно глупая девчонка. Не понимаю сама, что говорю. Даже если бы вы и встречались с этой женщиной, это совсем не мое дело. И вы правы, жизнь продолжается… Я не хотела… Не хотела… – голос дрогнул. Ну вот! Теперь еще только заплакать мне не хватало. Ведь мне далеко не всё равно, с кем он встречается…
Виктор поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Я отдернула руку, как ужаленная. Снова краснею… Я это ощущаю четко.
– Лена, что с тобой? – спросил уже спокойно. – Ты так ведешь себя, будто…
Он не договорил, странно смерив меня взглядом. Что? Будто ревную? Это ты хотел сказать? Ревную же, черт побери! До безумия ревную… Только ты даже представить такого себе не можешь.
Я сглотнула.
– Как? – спросила, не будучи уверена, что хочу услышать ответ.
Он пожал плечами.
– Не знаю. Странно.
– Странно… Всё слишком странно и уже давно… – проговорила едва слышно.
– Что? – переспросил.
– Я не знаю… Я не понимаю… Вернее, я понимаю, но я пытаюсь не думать… – Глаза наполнились слезами. – Я не хотела вам сделать больно… Просто я… Я…
Какая каша в голове! Я столько времени его не видела, а ощущаю такое же острое желание прижаться всем телом, как после того первого танца. Такое непреодолимое… Я столько его не видела, а первое, что сделала при встрече, это ударила побольнее.
– Лен, не плачь. – Теперь он напугано смотрит на меня и вытирает слезинки со щек. – Лена, ну чего ты?
– Я…
Господи! Что я делаю? Он слишком близко, смотрит слишком открыто. Я снова тону в этой синеве. Как в бреду подалась вперед и коснулась своими солеными от слез губами его губ. Неумело, немного неуверенно. Обомлела, ощущая их вкус. Секунда, две, три… Он ответил. На несколько секунд, но ответил. Нежно и твердо, так, как я и представляла, так, как видела в снах. Я уже готова была прижаться всем телом, как Виктор отстранился и пораженно уставился на меня. Я хватанула ртом воздух, как рыба на берегу, и вмиг пришла в себя. Безумие… Что я делаю? Что?
– Простите… – промямлила уже в который раз за сегодня и пулей вылетела на улицу.
Домой добралась, как в бреду. Лицо горело, губы горели, я вся горела, как от жара. От собственного безрассудства и смелости становилось стыдно. И что он подумал? Сначала набрасывается, как сумасшедшая, с обвинениями, потом плачет, а после еще и целует. Ничего разумного тут подумать точно нельзя.
Но внутри вместе со стыдом разливалось щемящее тепло. Он ответил на мой поцелуй… Пусть на мгновение, пусть первый и последний раз, но ответил. От этого всего хотелось улыбаться и рыдать одновременно. Кажется, я окончательно сбрендила.

7.
Первый учебный день в институте прошел спокойно и торжественно. Перезнакомилась с однокурсниками, осмотрела аудитории, посидела на нескольких парах и теперь радостная шла домой. Мне понравилось, теперь я еще больше была уверена, что выбрала правильную специальность. Это моя стихия. По дороге зашла в магазин, захотелось чего-то сладенького и вкусненького.
Очень долго бродила возле прилавка с тортами, никак не могла выбрать, и того хотелось, и другого. Так засмотрелась, выбирая между шоколадным, ореховым и бисквитным, что не заметила, как наткнулась на какую-то преграду. Только тогда рассеянно подняла голову и… Мамочки! Чуть не упала. Синие глаза пристально изучали меня, скользя по лицу, рукам, по всей фигуре. Мне почему-то захотелось прикрыться, будто почувствовала себя голой. Виктор смотрел на меня, а я – на него. Молча. Я не знала, что сказать после нашей последней встречи, только нервно перебирала ремень на сумке. А он смотрел как-то так, будто видел меня впервые. Абсолютно по-новому. Или мне это только почудилось? Нет, точно как-то иначе… Неотрывно, изучающе. Абсолютно новый взгляд, а теплота и ласковость в нем всё та же…
Я судорожно вдохнула и сделала шаг назад, не зная, уйти или что-то сказать. Но он опередил меня.
– Здравствуй, Лена, – сказал немного хрипло.
– Здравствуйте, – прошептала я. – Мне нужно идти.
Я сделала шаг в сторону, но была перехвачена его рукой. Она резко обожгла меня касанием чуть выше локтя.
– Лена, мне кажется, нам следует поговорить, – посмотрел серьезно, от чего меня бросило в холодный пот.
– Поговорить… – повторила за ним, как под гипнозом.
Виктор кивнул и практически за руку вывел меня на улицу. Я подчинилась, как безвольная кукла, слабо соображая, что происходит, из-за собственного сердцебиения. Когда более-менее очнулась, мы уже сидели в машине, и он всё так же серьезно изучал мое лицо.
– Лена… – вздохнул. – Я даже не знаю, что тебе сказать. Все слова как-то вылетели из головы. При нашей последней встрече… Понимаешь, ты мне всегда была будто второй дочерью, я и не мог иначе тебя воспринимать. Я даже подумать никогда не мог, что может быть как-то иначе. Да иначе и не может быть. Ты же должна это понимать. То, что произошло, я не знаю, как объяснить. Я уверен, что и ты сама не сможешь этого сделать. Просто нужно выбросить глупости из головы. За последнее время случилось слишком много всякого…
Я неотрывно следила за его выражением лица, пока он проговаривал свою речь. Спокойное, серьезное, но что-то было там еще… Что-то, чего раньше не было. Волнение какое-то. Будто он мне  говорил заученные слова, будто что-то недосказывал… Или показалось?
Ну и зачем он мне всё это говорит? Наставление неразумному ребенку? Я не хочу слышать этого бреда от него. Я ему не дочь и не буду никогда ею. Я девушка! Женщина! Просто женщина…
Помотала головой, заставляя Степнова прервать свой монолог.
– Нет! – сказала резко, одновременно краснея и стараясь не заикаться. – Я прекрасно могу объяснить свое поведение. Но… Зачем эти разговоры? Это бессмысленно… Не беспокойтесь, всё будет, как раньше. Маша приедет не скоро. Мы… мы с вами больше не встретимся. А то… что произошло… Просто забудьте. Простите меня еще раз…
Я взялась за ручку дверцы, но его ладонь ласково легла на мою руку и остановила меня.
– Лена, за что ты постоянно просишь прощения?
– За всё… – прошелестела сухими губами.
Как я хочу убежать отсюда. От его пристальных взглядов, расспросов, нравоучений. Но еще больше я хочу снова прижаться к его губам, обнять, ощутить дыхание на своей коже… Пульс уже давно зашкаливает… Непроизвольно облизываю губы раз за разом…
– Ты же не сделала ничего плохого, Лен. Тебе не за что извиняться.
Он ласково провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Я вздрогнула. Слишком нежно, слишком интимно, слишком… Внутри меня снова зажегся тот огонь, который мог испепелить всё вокруг, который требовал неизвестного.
– Не делай так… – прошептала, забывая обо всех приличиях и формальностях, о стыде и сдержанности.
И снова эта бездонная синева, в которую окунаешься только раз и на всю жизнь. Чего он хочет? Сначала нравоучения читает, а теперь так смотрит, будто не желает меня отпускать. Неужели… Неужели он тоже что-то чувствует? Нет, не может быть… Нет, я себе придумываю. Глупая.
Он не отнимал руки от моего лица, и я сидела, тяжело дыша, не в силах пошевелиться, сделать хотя бы одно движение. От его гипнотического взгляда, полного абсолютно непонятных чувств, я потеряла способность мыслить здраво. Во мне осталось только одно единственное желание – еще раз почувствовать вкус его поцелуя. Еще один раз… Только раз…
Как сквозь дымную пелену подняла руку и провела ладонью по его слегка шершавой щеке. Не могу так… Еще раз… Только не разрушай этот волшебный момент. Дежа вю… Едва ощутимо провела губами по его губам. Почувствовала, как напрягся и коротко выдохнул. Но не отогнал от себя, ничего не сделал. Прижалась тверже, пытаясь прочувствовать вкус, насладиться на всю оставшуюся жизнь. Ведь это последний раз… Снова провела губами по его губам. То, что произошло в следующий момент, заставило меня забыть, где я, кто я, что я, зачем… Он резко обхватил меня за талию и притянул к себе так, что стало сложно дышать. Настойчиво прижался к моему рту, целуя сильно, почти болезненно, заставляя вздрагивать всем телом от электрических разрядов, прошибающих меня с ног до головы. Я отвечала, стараясь не отставать от его игры. Задыхалась, всхлипывала сквозь поцелуй, крепче прижималась к его телу. Разряд. Еще разряд. Боже мой! Если со мной такое происходит при поцелуе, что же тогда было бы, если б…
Так же неожиданно отпустил, как и притягивал к себе. Я ошалело смотрела перед собой не в силах выровнять дыхание. Что скажет? Или мне что-то сказать? Мысли скакали в голове, как теннисные мячики. Лучше не говорить ничего, лучше так. Так у меня останется самое приятное, самое сладкое воспоминание, не разрушенное никакими пустыми словами о никому не нужных вещах.
Я быстро распахнула дверцу и выскочила на улицу. Сбежала. Снова сбежала. Только краем глаза успела заметить, как Виктор со всего маха ударил руками по рулю. Что это? Возможно, не нужно было в этот раз уходить? Но что бы мы говорили друг другу? Не знаю. Ничего не знаю. Меня всю колотит, как в лихорадке. В витрине увидела, что глаза блестят нездоровым сумасшедшим блеском. Господи! Я готова сейчас на всё, лишь бы еще раз такое пережить. Еще раз с ним.

8.
Больше всего я хотела знать, о чем он думает, что чувствует, какие мысли в его голове. Думает ли обо мне? Или всё-таки считает глупой девчонкой, придумавшей себе какие-то чувства к взрослому дяде? Но как это узнаешь? Спросить разве… А это уже верх безрассудства.
Я раньше смеялась, когда слышала от девочек, что от любви пропадает сон и аппетит. Теперь же мне было не до смеха. Спала я вон плохо, постоянно просыпалась от практически реального ощущения горячих рук и мягких губ Виктора. Миллионный раз в голове прокручивалась одна и та же картинка – как он резко притягивает меня к себе и захватывает мои губы в невероятно жаркий поцелуй. Есть тоже не хотелось, от волнения не хотелось ничего. Мать уже начала бросать на меня взволнованные взгляды, но я стала настолько рассеянной, что не замечала и этого.
Из очередного путешествия в последнюю встречу с мужчиной, ставшим самим важным в жизни, меня к действительности вернула вибрация мобильного телефона. От внезапности я даже подскочила, привлекши внимание преподавателя, который пытался вбить в наши головы знания об органической химии. Неловко извинилась и сбила звонок. Но через минуту он повторился, потом еще и еще. Так до конца пары. Хорошо, что оставалось не много времени.
Уже после пар я просмотрела входящие. «Машка». «Машка». «Машка». Я удивленно причмокнула и нажала вызов. Что-то случилось? На том конце трубку взяли тут же.
– Алло! Машуль, что случилось? – спросила настороженно.
Она затараторила быстро и без передышки, я едва успевала уловить смысл всего сказанного.
– Лена, Леночка! – слышалось в трубке. – Почему так долго не поднимаешь? Я не знаю, что мне делать, не знаю, кому позвонить... Я… я не хочу, чтобы сказали, что я даром тревогу поднимаю, но это слишком странно… Я не знаю…
– Маш, тише. Успокойся и скажи толком, что случилось.
– Лен, я не могу дозвониться папе. Я звоню уже второй день, в домашнем только короткие гудки, а мобильный отключен. Я боюсь...
– Успокойся. Возможно просто села батарейка, а домашний поломался. Всякое бывает… – сказала я, хотя почувствовала, что сама уже похолодела от тревоги.
– Два дня батарея разрядилась? Лена… Могла бы ты сходить к нам и просто посмотреть? Удостовериться, что с ним всё хорошо? Я и так всю ночь не спала, еще одной такой ночи я не вынесу… Леночка…
Я ей пообещала пойти и посмотреть уже на автомате. Кончики пальцев стали влажными и холодными, а внутри всё напряглось. Неужели что-то случилось? Нет, нет! Этого не может быть. Нет, с ним всё хорошо. Всё хорошо…
Я летела к ним домой, как сумасшедшая, не замечая ничего вокруг. У меня была только одна цель – Виктор. Увидеть и выдохнуть с облегчением – всё, чего я хотела на данный момент. И вот жму на дверной звонок. Жму уже не знаю, сколько времени. Твердо вжимаю кнопку, не боясь вообще ее поломать. Уже отчаявшись добиться результата, развернулась, не зная, что делать дальше, кому звонить, как дверь тихонько скрипнула, представляя моему взору хозяина квартиры.
Я молча осмотрела его, отмечая, что что-то действительно не так. Он выглядел каким-то уставшим, будто не спал несколько ночей. Пыталась прочесть еще хоть что-то на его лице, в глазах, но там не было ничего, кроме неизвестной тоски и задумчивости. Он тоже посмотрел на меня и слегка улыбнулся, едва заметно, немного грустно.
– Проходи, – сказал тихо, отстраняясь от двери.
Я шагнула внутрь квартиры, хотя не должна была этого делать. Мне нужно было просто сказать, чтобы он позвонил Маше, а это можно было сказать и у порога. Но я вошла… Я бы вошла даже, если б меня там ждал ад, потому что туда приглашал ОН. Хотя, потом уже стало сложно разделять, где был ад, а где рай. Эта квартира стала центром и того, и другого.
– Хорошо, что ты пришла, – снова тихий голос. – Мы так и не поговорили нормально. Только еще больше усложнили.
– Я не думаю, что всё же нужно это обсуждать… – попыталась возразить я. А почему ему неинтересно, какого черта я пришла к нему? Или он думает, что говорить об наших поцелуях?
Он пристально посмотрел на меня и почему-то слегка погладил по плечу. Я вздрогнула, как от электрического разряда. Зачем это? Что он делает со мной?
– А почему ты пришла? – спросил, наконец.
– Маша… не может дозвониться. Она переживает, попросила узнать, почему ни один телефон не работает, – хрипло проговорила я.
– Я их поотключал, – последовал ответ.
Я выгнула дугой брови.
– Зачем?
– Не хотел ни с кем разговаривать. Даже с дочерью. Мне кажется, что я схожу с ума.
– Почему? – прошептала, расширяя глаза.
– Потому что чувствую то, чего не должен чувствовать, и ощущаю те желания, каких не должен ощущать. И теперь уже не могу с точностью ответить себе, когда именно это началось. Теперь или еще раньше, намного раньше.
– О чем вы говорите?
– Ни о чем. Я хочу сказать, что ты должна уйти, и мы забудем всё, что произошло. Просто забудем.
Я задумчиво склонила голову на бок и закусила губу. Да, забудем… Но я не хочу забывать. Не хочу! А чего я хочу тогда? Хочу дышать им, вдыхать его запах, утопать в его глазах и поцелуях. Хочу…
– Я не хочу, – вырвалось прежде, чем я успела подумать над своими словами.
– Что ты не хочешь?
Я сделала шаг к нему и оказалась очень близко. Подняла голову вверх, чтобы встретить небесную синеву.
– Забывать не хочу, – выдохнула.
Казалось, он мимо собственной воли провел рукой по моей щеке и запустил пальцы в волосы на затылке, отклоняя мою голову еще больше.
– Чего же ты хочешь? – прохрипел. – Чего ты от меня хочешь?
Я молча смотрела, не в силах хоть что-то ответить. В воздухе витало такое напряжение, что, казалось, вот-вот зазвенит, как струна. Лишь бы выдержать… Не выдержали…
– Я не знаю… – прошептала.
Облизнула губы, и это повлияло как детонатор, как сигнал к действию.
– Ленка... – выдохнул он, прежде чем толкнуть нас в бездну, в которой стираются все грани между адом и раем. – Черт бы побрал всё.
Стремительно склонился к моему лицу, впиваясь в губы, жадно, изголодавшись. Я простонала что-то, обвивая его шею руками и прижимаясь к широкой груди. Казалось, поцелуй длится целую вечность, переходя из требовательного и крепкого в нежный  и едва ощутимый, а потом наоборот. Я начала терять рассудок, плавилась в его объятиях, рассыпалась под губами на пепел. В висках пульсировала только одна мысль: «Не отпускай, не прекращай…». Почувствовала, как большая ладонь поднимается вверх по талии, скользит по груди и шее. Молния на кофте разъехалась, открывая налитую возбужденную грудь. Я снова вздрогнула, когда он накрыл ее ладонью и начал медленно поглаживать. Когда же к этой игре присоединились его язык и губы, я перестала ощущать реальность. Дальнейшие события припоминались потом смутно. Его поцелуи и мучительные ласки, от которых из горла рвались сдавленные крики. Я что-то говорила, но сама не понимала, что. Немного пришла в себя, когда почувствовала спиной шершавую поверхность покрывала. Но это лишь на миг, чтобы снова утонуть в неземных ласках, ощущать настойчивые и ласковые касания к невероятно чувствительной груди и напряженному животу, к уже давно оголенным бедрам и прогибающейся спине. Мне казалось, что я разорвусь изнутри, если не найду выхода переполнявшему меня кипению, разливающемуся по жилам жидкому огню. Потом резкая отрезвляющая боль, как от удара ножом. Мне захотелось тут же прекратить всё… Но не смогла… Его затуманенный ошалевший взгляд, его короткие поцелуи по всему лицу, его страстные ласки и медленные движения вернули меня в центр болезненного удовольствия. Заставляли хватать ртом воздух и почти плакать от пульсирующих спазмов по всему телу. Сгребать руками покрывало, до онемения цепляться пальцами за его плечи. Пока не почувствовала, как он сделал еще одно резкое движение, вызывая последний сладко-болезненный спазм во мне, приглушенный вскрик, и опустил голову мне на плечо, нежно проводя губами по пылающей коже.
Я крепко обнимала его за плечи, всё еще ощущая влажную горячую кожу. Не хотелось смотреть ему в глаза, не хотелось разговаривать. Просто вот так лежать и чувствовать его тело. Знать, что он только что был моим. И всё… Только моим… Первым… Невероятным… Моим…

9.
Он невесомо гладил меня по руке и животу, а я всё не осмеливалась повернуть к нему голову и посмотреть на того, к кому столько стремилась. Теперь я с ним рядом, а вся смелость куда-то испарилась.
– Лена… – тихо позвал.
Я резко повернулась и вспыхнула, встретившись с теплым бездонным взглядом. Потянула покрывало и прикрылась, было неловко, что он смотрит на меня.
– Что? – сказала, пряча глаза. – Я сейчас пойду домой, и мы всё забудем?
Он поднял мою голову за подбородок и молча коснулся губ своими. Легко, едва ощутимо, но меня снова обожгло.
– Ты считаешь меня ханжой? – сказал серьезно.
– Нет, – прошептала, не отрывая взгляд от его лица.
– Тогда почему такое говоришь? Да, всё слишком сложно, но раз так случилось, что было невозможно сдержаться, теперь нет смысла давать задний ход. Вынужден признать, что тоже нуждаюсь в тебе. Для меня это открытие стало невероятным и в какой-то мере страшным. И если б ты случайно не пришла сегодня, я постарался бы как-то забыть эти, как я думал, глупости. Но ты пришла… Именно в самый напряженный момент.
– Я растерянна… Не знаю, не думала, что мои желания могут стать реальностью. Такие… преступные желания…
Он притянул меня к себе и неспешно гладил по голове.
– Ты не преступница. Ты открытая… Как ребенок.
Я резко помотала головой.
– Я не ребенок.
– Не ребенок… – согласился добродушно. – Давно уже не ребенок. Но всё же я слишком стар для тебя.
Я внимательно прошлась взглядом по мелких морщинкам на лбу и возле глаз, по прямому носу и легкой щетине.
– Ты не старый…
Он тепло улыбнулся.
– Ты ровесница моей дочери.
– Я не виновата в этом случайном совпадении. Машка…– Вдруг я вспомнила о цели своего визита к нему и подхватилась на постели.
– Что случилось? – Встревожено приподнял брови Виктор.
– Машка! Повключай телефоны и позвони Машке. Она уже два дня места себе не находит, бог весть что понапридумывала. Ты бы слышал ее взволнованный голос в трубке. Я совсем обалдела от всего происходящего, забыла, зачем пришла.
– Да, нужно позвонить.
Он включил мобильный и сразу же набрал несколько цифр. Видимо, Машка тут же ответила, так как я сразу услышала слова Виктора:
– Привет, малыш!.. Нет, что ты! Всё хорошо… Да просто… Нет, просто так вышло… Нет, нет, я теперь больше не буду отключать телефоны… Обещаю… Да, Лена… Да, сказала… Как ты там, дочя?.. Лена? Нет, ушла сразу же, как только сказала о тебе…
У меня что-то сжималось внутри при всех этих его словах. Вот он говорит так с ней, она его дочь, еще полгода назад он таким же отцовским тоном мог говорить со мной, а сегодня… Только что он говорил со мной совсем другим тоном, проговаривал совсем другие слова и целовал каждый миллиметр тела, заставляя сходить с ума от ласк и нового, ранее неизвестного мучительного удовольствия. А она мне почти как сестра… его дочь. Теперь он еще и лжет ей… И я буду лгать. А как иначе?
Я тихо оделась и вышла незамеченная из квартиры. Уже там, за дверью опустилась на корточки и спрятала лицо в ладонях. Господи… Стыд. Стыдно мне… Перед собой, перед ним, перед Машей, перед… Светланой Ивановной… Я чувствую себя подлой и неблагодарной. Буд-то украла что-то. Украла полчаса счастья и наслаждения, полчаса любви…
Больше того, я практически была уверена, что Виктор тоже сейчас чувствует себя виноватым. Виноватым за то, что не сдержался, что позволил себе такую вольность. Виноватым передо мной, перед собой, перед дочерью, перед умершей женой. В чем виноватым? В измене…
Я ощущала нас предателями. Лучше теперь не разговаривать об этом, лучше больше не обсуждать то, что произошло. Нужно подумать. Мне просто нужно подумать. Не сегодня, так завтра. Нужно обо всём этом подумать и расставить всё по своим местам, иначе голова лопнет от стольких противоречивых мыслей.
Нет, я не жалею, ни секунды не жалею. Это были самые счастливые и сладостные минуты в моей жизни. Я преступница и я не жалею о своем преступлении. И стыдно мне оттого, что я не жалею. Стыдно, потому что мое преступление принесло мне ощущение неземного счастья.

10.
Сотню раз уже набирала номер телефона в квартиру Степновых, сотню раз слушала первые гудки и тут же сбрасывала. Сотни раз хотела услышать такой дорогой, такой нужный голос и снова, испугавшись своих противоречивых чувств, отступала.
Я медленно брела по улице, мучая свой несчастный телефон. Желтые листья шуршали под ногами, последние теплые лучики ласкали лицо, заставляя улыбаться. Ну всё! Набираю последний раз. Набрала, долго слушала гудки, но на том конце так никто и не ответил. Значит, всё зря. Хотя… Но его мобильного я не знаю. Да и что я ему скажу? Что не могу забыть? Что каждую ночь жажду повторения? Что жду, как завороженная, его звонка, хотя и знаю, что он не позвонит? Что плевать мне на всех и на всё? Потому что… потому что люблю его… Не скажу же такого. Сгорю со стыда, не скажу. Как сложно саму себя понять…
Телефон, которому я ненадолго дала отдохнуть, завибрировал и дал понять, что у меня входящий звонок. Интересно… Номер неизвестный.
– Алло! – сказала с интересом.
– Ленка… – послышалось хрипло в трубке.
Я чуть не выронила мобильник, а в горле образовался тугой ком. Не может быть… Почему-то не могла выдавить ни слова и только часто моргала, пытаясь прогнать неизвестно откуда взявшиеся слезы.
– Ленка, ты меня слышишь? – уже громче сказал Виктор.
– Да… Я... да… – сказала, запинаясь.
– Ты почему сбежала и не появляешься? Я не знал, как тебя поймать.
– Я не… Я не знаю. Просто всё так…
– Я не понимаю, что ты говоришь. Нам нужно встретиться. Ты где? Я сейчас приеду.
– Не надо…
– Ленка! Ну я так не могу. Что ты прячешься от меня, как маленькая?
– Я не прячусь. – Глубоко вдохнула и решилась. – Я сама приеду. Ты же дома?
– Да, только что приехал. Тогда я тебя жду.
Я спрятала телефон и крепко зажмурилась, постояла минутку. Он позвонил мне. Как номер узнал? Откуда? А разве это теперь имеет значение? Позвонил… Хочет меня видеть. И я хочу. Хочу смотреть в его бездонные глаза, целовать губы, ощущать горячие ладони на своих бедрах, задыхаться, шептать бессвязные речи. Хочу быть с ним. Только глубоко внутри меня снова проснулся маленький червячок, напоминавший о том, что я не имею на всё это права, что я лишь подруга дочери, что... Но это была лишь секунда. Я тряхнула головой и поймала такси, чтобы побыстрее добраться, чтобы не ждать, чтобы оказаться рядом с ним.
Виктор открыл дверь, как только я коснулась звонка. Глаза в глаза только секунду. Засунув всё свои сомнения и чувство вины поглубже, я повисла у него на шее, прижимаясь губами к его рту, запуская пальцы в немного жесткие волосы на затылке. Выговаривала слова, сквозь шумное дыхание. Умоляла не останавливаться, не отпускать. Он твердо ласкал мою кожу, избавляя от ненужной одежды, не пытаясь сдерживаться, оставлял горящие следы от поцелуев на всём теле. Сводил с ума и сам безумствовал. Царапала влажную крепкую мужскую спину, не в себе кусала плечи, сдавливала ногами талию до онемения. До боли терлась позвоночником о стену, приподнятая над полом, но не ощущала никакого дискомфорта. Только жар внизу живота, разрастающийся с каждым совместным движением, только электрические разряды, пронзающие с ног до головы, только надрывистый стон, затерянный между его губ…
– Почему пряталась? – прохрипел Виктор в покрытую испариной шею.
Я отклонила голову и покачала ею.
– Я не пряталась. Я не знала, что мне делать с этим. Я вообще боюсь того, что чувствую, и кажусь себе виноватой в чем-то.
Нежно коснулся виска губами и притянул меня к себе, гладя вдоль позвоночника, всё еще опираясь о стену.
– Не нужно. Я тоже боюсь… Но ты что-то сделала со мной, не могу не думать о тебе, не могу отказаться от тебя, не могу. Ты стала в один миг такой нужной, как кислород.
– Прости меня, – прошептала почему-то, хотя не смогла бы с точностью сказать, за что прощу прощения.
– За что? – удивился.
– За то, что я такая.
Он только улыбнулся и, крепко обхватив меня руками, перенес на кровать. Ласково гладил кожу, целовал лицо, шептал нежные слова.
– Где ты взял мой номер? – подняла к нему голову.
– У Машки.
– Как? – я резко села и непонимающе уставилась на него.
Виктор рассмеялся.
– Ну и что ты подпрыгиваешь? Сказал, что должен тебе кое-что сообщить. Не мог я дальше искать тебя по улицам. А ехать к тебе домой тоже не решался.
– Прости… Я чувствовала себя так… Я теперь делаю то, за что тогда набросилась на тебя. Помнишь? Я обвиняла тебя в измене своей семье, а потом с ума сходила. Теперь же сама причина твоих измен. Ты лжешь своей дочери, моей лучшей подруге, ты… Твоя жена.
– Лена, – он взял мое лицо в ладони и внимательно посмотрел в глаза. – Моя жена умерла. Да, я не отрицаю, и ты это знаешь, что я очень любил ее. Мне было больно, мне жить не хотелось. Но жить нужно. Нельзя хранить верность покойнику. От этого никому не будет лучше. А ты… Ты была для меня просто близкой подружкой дочери, просто девчонкой, до похорон. До того момента, когда пришла тогда на кухню и сделала самое большее, что можно было сделать. Просто почувствовала меня, не говорила никаких ненужных слов, не смотрела со щенячьим сочувствием. Нет, просто будто перенялась моей скорбью и взяла половину себе. Так меня еще никто не поддерживал. Я после этого посмотрел на тебя совсем другими глазами, я понял, что передо мной не девочка, а умная и рассудительная женщина, готовая помочь и многое отдать, не ожидая ничего взамен. Только я тогда еще не понимал, почему ты готова на всё это для меня.
– Я сама это тогда смутно понимала. Всё казалось таким неправильным и ужасным. Да и теперь кажется.
– Не говори так. Да, сложно, но не ужасно. Я тоже испугался поначалу, себя и того, что меня так начало тянуть к тебе. А потом понял одно – не нужно себе противиться. Ты мне нужна, и я не хочу, чтобы ты чувствовала какую-то вину из-за этого. Боюсь только, что тебе самой могут эти отношения быстро надоесть.
– Глупый! – я потерлась носом о его щеку. – Ты не можешь мне надоесть. Но вот…
– Что?
– Машка… Мы ей лжем. Как я теперь буду ей смотреть в глаза? С каким лицом?
– Не знаю, но мы как-то это уладим.
Я прильнула всем телом к своему мужчине. Была уверена, что он не представляет, как можно такую ситуацию преподнести Маше, но от одних его слов мне стало уютно и тепло. Я нужна ему… Возможно, не так, как он мне, но нужна. А больше ничего я сейчас и не хочу.

11.
И понеслась без тормозов… Окунулась с головой в эти отношения. Каждую свободную минутку пыталась проводить с Виктором, быть рядом, дарить себя. Забыла о том, что разница в возрасте всё-таки большая и никто этого не одобрит, о том, что где-то глубоко внутри меня еще живет чувство вины, даже о Машке забыла. Почему-то решила, что хочу насытиться этим счастьем, если вдруг это всё однажды прекратится. Я теперь благодарила бога за то, что родители часто бывали на работе, они почти не спрашивали, где провожу дни, а то и ночи. У каких «подружек».
А я больше всего любила сидеть в углу на диване, положив голову ему на плечо, и мурлыкать от его поглаживаний по волосам. Слушать, как стучит его сердце. Любила открывать утром глаза и понимать, что он всю ночь не выпускал меня из объятий. Любила наши разговоры обо всём на свете. Как оказалось, на многие вещи у нас совпадал взгляд. Он говорил, что я его Герда, потому что отогрела заледеневшее в один миг сердце. Я смущалась и краснела от такой поэтики в свой адрес, но не отрицала, что мне это жутко приятно.
Жаль только, что я редко могла оставаться у него, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Да и соседки у него уж больно любопытные. Им точно станет скоро интересно, что я постоянно делаю у Степновых, если их дочери давно нет в городе.
Прошло уже почти пять месяцев, на календаре весна, хотя повсюду еще лежит снег. Я каждый раз поднималась к этой квартире, как тогда, впервые, когда шла узнать, почему Машка не может дозвониться. Так же стучит сердце, пропуская удары, так же потеют руки и учащается дыхание. Ведь за этой дверью меня снова ждет мужчина, сулящий мне рай, мой мужчина.
Я уже приготовилась поприветствовать Виктора привычными объятиями. Но дверь открылась и я застыла.
На пороге стояла Машка. Немного похудевшая, вместо золотистых длинных волос, было короткое каре, но ей оно шло еще больше.
Я сглотнула, стараясь как-то правильно отреагировать, но чувствовала, что получится плохо. Натянуто улыбнулась, пряча дрожащие руки за спину.
– Привет! – она радостно кинулась мне на шею. – Как ты узнала, что я уже приехала? Я же хотела сюрприз тебе сделать.
– Я… Я… – Я нервно обнимала ее, пытаясь хоть что-то придумать, но все мысли вылетели из головы, она стала пустой, как ведро.
– Это я ей позвонил. Подумал, что неправильно оставлять Лену в неведении, – послышался уверенный голос рядом.
Виктор вышел из комнаты и слегка кивнул мне, останавливаясь за спиной дочери. Я с облегчением выдохнула и благодарно посмотрела на него. Только внутренне вся дрожала, как от холодного ветра.
Маша наигранно сердито повернулась к нему.
– Папа! Весь сюрприз мне испортил.
– Ничего. Хватит на сегодня сюрпризов. До сих пор не понимаю, почему ты не предупредила, что возвращаешься.
Маша невинно похлопала ресницами и прижалась ко мне. От этого искреннего жеста, я снова вздрогнула. Господи! Она даже не представляет, какая я… И как я могу ей это сказать? Она же как маленький невинный ребенок, не смотря на то, что мы одногодки. А я… Она меня возненавидит.
– Я очень соскучилась по тебе, – сказала Виктору. – И по Лене. Да, мне у тети было очень хорошо и спокойно, но хотелось домой. К моим самым близким людям. А не позвонила и не предупредила… Ну, я же люблю сюрпризы делать.
– Сюрприз у тебя получился, – как-то двузначно сказал Степнов. – Ладно, я в магазин.
– Угу, а мы пошли обсуждать всякие глупости. О мальчиках поговорим. Мы что-то в последнее время очень редко созванивались.
Машка потянула меня в свою комнату. Я послушно пошла за ней. Повернув голову, встретилась с бездонным синим взглядом. Там была такая же растерянность и напряжение, какие чувствовала я. Виктор легко покачал головой, будто говорил, что мы всё уладим. Я слабо улыбнулась.

Обсуждать глупости у нас не получилось. Машка просто застыла, положила подбородок на тумбочку и пристально изучала фотографию в перламутровой рамочке. Счастливая улыбающаяся Светлана Ивановна. Маше всё ещё было больно, как бы она не старалась казаться веселой и беззаботной. Рана затянулась, но не зажила.
Я в это время горела всеми огнями. Как я так могу… Разве Виктору уже не больно? Или всё же больно, а я просто лекарство для него? Пусть так! Я согласна. Если это ему помогает жить, пусть я буду лекарством.
Я осторожно приобняла подругу за плечи.
– Очень тоскуешь по ней? – прошептала.
Она кивнула головой.
– Иногда кажется, что уже прошло, но это не так. В тот день во мне будто что-то обломилось и это навсегда. Я думала, что за пределами дома смогу оправиться, немного получилось. Но всё же…
Я погладила ее по волосам. Она повернула голову и слегка улыбнулась.
– Но нужно же жить дальше. Мы как-то с папой будем жить. Не нужно о грустном. Расскажи лучше, как ты тут? Что нового?
Я невольно отвела взгляд.
– Да что нового… Ничего, всё как прежде.
– Парня не завела? – в ее голосе снова зазвенели колокольчики.
Я побледнела.
– Нет…
– Я вот тоже. А так хочется любви и романтики. Хоть чего-то приятного… – мечтательно улыбнулась.
Я тоже улыбнулась. Она сущий ребенок. Добрая, искренняя, наивная… А я дрянь последняя. Что же теперь делать?
– Маша… – сказала я осторожно. – А если бы у твоего отца появилась другая женщина?
Она нахмурилась и несколько секунд просто смотрела перед собой.
– Нет, – сказала коротко.
Я задохнулась и расширила глаза. Сколько в ее голосе металла и злости. Я даже не знала, что она так умеет.
– Маша…
– Нет. Ни одна женщина, даже самая лучшая, не сможет занять место моей матери. И ни одной женщины не будет в этом доме, пока тут живу я. И я знаю своего папу, он не сможет полюбить снова, слишком любил маму.
Я почувствовала, как вдоль спины повеяло холодком, и как-то замутило. Не сможет полюбить… А разве мне нужна его любовь? Мне хватает того, что я сама могу дарить ему свою. Или нет? Ни одна женщина не сможет занять место… Да я и не пытаюсь! Я всего лишь, всего… Что? Я так запуталась. Но я совсем не пытаюсь занять чье-то место, я хочу быть на своем.
– А почему ты спросила? – Маша настороженно взглянула на меня, от чего я внутренне сжалась и поежилась. – Ты что-то знаешь?
– Нет, нет, – постаралась ответить ровно. – Я просто так подумала… Мы же о любви заговорили.
– Ладно, давай сменим тему. Как твоя учеба?
– Ничего… Всё хорошо… – я понимала, что теперь, после ее слов не смогу сосредоточиться  и говорить с ней непринужденно, если вообще смогу говорить. – Кстати, у меня факультатив сегодня через полчаса. Так что, к сожалению, мне нужно идти.
– Уже? Папа же сейчас вкусненького принесет, мы чай собирались пить…
– В другой раз. Мне действительно нужно уйти.
Она разочарованно вздохнула, пока я одевалась. Поцеловала в щеку.
– Позвоню потом, – пообещала я ей.
Только за дверью выдохнула и бессильно прислонилась спиной к стене. Не могу… Не могу смотреть ей в глаза, вспоминая, как недавно еще лежала в объятиях ее отца. Не могу постоянно не вздрагивать, ощущая его рядом. Не могу сдерживать свое волнение. И без него тоже не могу…
Резко открыла глаза, ощутив тепло ладони на своем лице.
– Ты дрожишь, – негромко сказал Виктор.
Почему я не слышала, как он подошел?
Я виновато посмотрела на него и прижалась щекой к его руке.
– Я не могу спокойно с ней разговаривать, не могу смотреть ей в глаза. Чувствую себя подлой и лицемерной.
– Не говори такого! – резко прижал меня к груди, обдавая дыханием макушку. – Нужно просто подождать подходящего момента, и мы как-то скажем Маше.
– Что мы ей скажем? – прошептала со слезами в голосе. – Что? Как мы… Я не знаю, как смогу сказать своей подруге, что мы с тобой…
– Успокойся. – Гладил по волосам. – Ленка, успокойся. Я тебе обещаю, что всё уладится.
Я кивала головой, уткнувшись носом в его куртку, хотя чувствовала себя окончательно растерянной и рассеянной. Пусть будет как есть. Я всё равно не смогу отказаться от этого мужчины. Это выше моих сил. Разве что он сам меня бросит…

12.
Не прошло и дня, как Маша пришла ко мне. Мне хотелось выть от ее добрых взглядов и веселого голоска. Но, мысленно приказав себе успокоиться, я пыталась не думать о своих страхах и тревогах. Почти получилось даже.
– Лен, – звенел ее голос. – Давай сходим куда-то, просто посидим. В клуб или куда. Мне сложно сидеть постоянно дома…
– Я не знаю. Не очень хочется.
Она присела передо мной на корточки и заглянула в лицо.
– Я тебя не узнаю. Ты же первая всегда затевала разные развлечения, не могла усидеть на месте. Что-то случилось?
– Да нет. Просто что-то настроения нет.
Я говорила правду. Какое тут настроение при таких мыслях, прыгающих в голове бешеными темпами?
– Леночка, ну пожалуйста. – Умоляющий взгляд небесно синих глаз. – Я сегодня не могу весь вечерь дома одна быть. Возможно, удастся отвлечься…
Я насторожилась.
– Почему одна? А отец где?
– Отец… – немного нахмурилась и сжала губки. – А он расфуфырился и сказал, что идет на дружеский ужин. Но я уверена, что он пошел на свидание.
– Какое свидание?..
Во рту вмиг пересохло и потемнело в глазах. Не может такого быть…
– Обычное! Потому что он так внимательно готовился, брился, гладился, одевался… Так готовятся только на свидание. Да и когда он говорил по телефону, я слышала, что это был голос женщины. Пусть только попробует привести ее в дом! – закончила сердито.
Я четко почувствовала, как кровь леденеет в жилах. Свидание… Нет, она ошибается, он действительно ушел всего лишь на дружеский ужин. С женщиной. Конечно же! Я всё-таки дура. Он мне никогда не рассказывал, что делает, когда мы не вместе, а я почему-то и не спрашивала.
«Мой отец не сможет больше никого полюбить», – звучал в ушах голос Маши.
Не сможет… Он просто пытается забыться, перебороть боль. В чужих объятиях. Моих или чьих-то еще, без разницы. А я сама, я сама виновата. Сама же пришла и предложила себя в качестве обезболивающего.
Едва сдержалась, чтобы не заплакать. Глубоко вдохнула и стиснула зубы. Как гадко…
– Так куда ты хочешь пойти? – повернулась к подруге. – Идем. Я сейчас соберусь.

Дымное помещение какого-то клуба и громкий грохот музыки выкинул меня из реальности. Казалось, что всё чувства остались за пределами этого сумасшествия. Жарко, запах алкоголя и вспотевших тел витал в воздухе. Терпкость этого дурманила и кружила голову. Пусть всё идет к черту! Пиво. Коктейль. Мартини. Пиво. Коктейль… Как же мне весело… Машку уже давно потеряла из поля зрения, пытаясь ритмично двигаться под музыку. Уже слабо понимала, что едва стою на ногах. Мне казалось, что я парю над полом. Легко…
Неизвестно чьи руки на бедрах, кто-то трется о мою шею. Нет, не хочу… Но не могу сопротивляться. Всё плывет перед глазами. Красиво и ярко… Непонятно чьи губы слюнявят мой рот, а мне всё равно. Пусть так… Я могу побыть еще для кого-то обезболивающим или транквилизатором.
Вдруг меня грубо хватают за руку и дергают в противоположную сторону. Я ошалело пытаюсь сфокусировать взгляд, и когда это, наконец, удается, трезвое сознание начинает пробиваться сквозь толщу алкогольных испарений.
Синие глаза смотрят так яростно, будто хотят испепелить меня. Откуда он тут взялся? Виктор… Он всё крепче сжимает мою руку. Глаза метают молнии, а скулы напряглись до предела. Мне становится страшно…
– И чем ты тут занимаешься, позволь спросить? – сказал твердо и негромко, но я услышала, для меня эти слова были громче музыки.
Вдруг прихожу в себя и пьяно усмехаюсь.
– А твое какое дело? Я уже совершеннолетняя. Чем хочу, тем и занимаюсь. Отпусти!
Попыталась высвободить руку, но его стальная хватка не дала мне даже надежды сделать это.
– Мне есть дело. Пошли домой.
– Да не хочу я никуда с тобой идти. – Уперлась всем телом, хотя это не дало никакого результата. – Иди лечить свои раны в другом месте. Мне надоело быть бальзамом… Лучше дочь свою поищи.
– Моя дочь уже в машине сидит. Трезвая, в отличие от тебя, – стиснул зубы.
– Не твое дело! Мне можно и напиться иногда, если есть повод…
– Я вижу, у тебя повод грандиозный! – прошипел, волоча меня через зал к выходу. – А тискаться непонятно с кем тоже есть повод?
– А тебе что до этого? – пыталась совладать с заплетающимся языком. –Тебе что нужно было? Подлечить свое душевное состояние? Вот и отлично… А теперь я могу идти прочь… Так всем будет проще – мне, тебе, Машке…
– Господи! Что ты несешь! Я даже слушать не хочу этот пьяный бред.
– И не слушай.
– Так! Помолчи!
Он резко распахнул дверцу и засунул меня в салон машины. Машка смотрела таким пораженным взглядом, будто восьмое чудо света увидела. Да, в таком состоянии она меня даже не представляла никогда.
Я лишь хватанула ртом воздух, чтобы снова разразиться тирадой о конце наших отношений, но не успела. Виктор крепко сжал пальцами мой подбородок и прохрипел в лицо:
– Молчи, ради Бога!
Я что-то пробулькала, слабо понимая ход мыслей и их соответствие собственным словам. Перед глазами мелькали разноцветные круги, а в ушах начинало несносно звенеть. Пиво с коктейлями просилось наружу. Через минуту я отключилась, проваливаясь в вязкую тьму. Последняя мысль была о том, как невероятно плохо…

Нет, она же не с довольным видом заявляла, даже очень сердито. Ты внимательно читала? 
А еще, еще , еще... Вымогательством занимаемся?